...Выклянчил у соседки открывашку от подъезда, добрёл до "Магнита" через улицу, загрёб себе бутылку, потом добавил к ней вторую. Раскосый кассир его пятёрку три раза через сканер прокатал, слишком уж Илья с ней был несовместим, но вслух сомневаться не стал. Деньги были подлинные, учительские. Бутылки звенели в пакете теми самыми волшебными колокольчиками, которые у грёбаной птицы-тройки на хомутах для веселья развешены. Илья шагал через Московскую к Деповской, впервые нёс водку домой открыто, и не надо было ни от кого прятать её, и врать было некому. Встретить бы Серёгу случайно. Чтобы были не поминки, а за встречу. Чтобы можно было чокаясь пить. Но хорошие случайности все другим доставались. Может, Серёга тоже уехал – с Московской в Москву?
Поднялся к себе. Было открыто. Сел за стол. Из горла не стал, налил в пыльную стопку из буфета. Поднял стопку. Опрокинул. Ожёгся. Жиром колбасным ожог заврачевал. Сразу плеснул по новой. Ещё. Нужно. Необходимо. По трезвости смерть слишком непостижима. Она, как и любовь, только пьяным настоящей кажется.
Последний разговор был короткий. Я – всё, мам. Я вышел. Я выезжаю. Ну, слава богу, Илюша. Я тебя жду. Слава богу. Как же это могло случиться? Почему он не успел? Зачем она так поторопилась? Всего два дня разрыва. Теперь ей не выплакаться, а ему не укорять её за напрасные слёзы. Ей не выспрашивать у него про тюремную жизнь, а ему не отмалчиваться. Ей не рисовать ему человеческое будущее, а ему не морщиться устало. Всего будущего у него теперь от неё – кастрюля щей и четыре тысячи семьсот рублей с копейками. Когда иссякнут – тут и времени конец. Умерла. Умерла. Надо было приучать себя к этому. Схватил бутылку, перекочевал в детскую, как мать его комнату звала. Он ругался на неё за это, она обещала перестать, но забывала.
Их квартира была пятьдесят метров, как у людей. Для двоих – самое то. Одному слишком свободно. Пол ламинатный, стены обойные, мебель коричневая, кухня шестиметровая, ванная кафельная, сортир уютный: обклеен резиновыми кирпичиками. Лоджия.
Окно у него выходило на Депо. На его ангары, на брошенные вагончики и игрушечные локомотивчики. В детстве это была его, Ильи, личная железная дорога. Подарок от никого. Лучший вид в городе. Его можно было созерцать часами. В Депо откуда-то приходили и тут оканчивались ржавые рельсы: это был тупик. Но Илья в этом тупике проживал, так что его перспектива была вывернута наизнанку. Депо для него являлось точкой отправления, началом пути, который по шпалам вёл за горизонт.
Ну вот – съездил он теплушкой по железной дороге на другую сторону России. Отбыл семь лет в зазеркальном отражении Москвы. Вернулся домой: всё-таки тупик. Конечная.
Чокнулся с Депо. Полистал без интереса свои старые книжки; раньше думал, в них правда о взрослой жизни, но правда оказалась непечатной. Выпил со Стругацкими, выпил с Лесковым, выпил с Есениным. Мать литературу преподавала и русский. Илья перешагнул в её спальню. Встал на колени перед маминой кроватью. Положил лицо на её подушку. Вдохнул. Ничего: никто не смотрит. Когда никто не смотрит, не стыдно. Пахло кислым. Одиночеством, упрямством, подступающей старостью. Судьба мамина тут прокисла. Родила Илью в тридцать два по случаю. Про отца даже не стала ему байки сочинять, как он на них ни намекал: нет и нет, не у всех бывает. Так что мужчиной в доме был он.
В ней раньше просто было нарваться на эту сталь: будто сочную котлету лопаешь и вдруг, не рассчитав, вилку со всей дури кусаешь, до крошеных зубов и звёзд в глазах. В классе она его только по фамилии звала. Горюнов, к доске. Три, Горюнов. Садись. Позоришь. В суде она вся была из стали. Когда приговор бубнили, из стали была. И в начале срока. А потом стала крошиться: перекалили.
Мужчиной в доме. А были у неё другие мужчины? Одно точно: к себе она не приводила никого. Вопросы его отсекала. Намёки высмеивала. Но ведь она живой человек, как же ей без любви? Неужели всё ему? Илье её любви всегда было многовато. Он попытался понять, была ли мать красивой. А вместо этого понял, что толком не может вспомнить её лица. Испугался этого. Пошарил в комоде, отыскал фотоальбом.
И вот только тут его ледяным окатило. Только тут он её увидел. Только тут понял, что больше не увидит никогда. Хлебнул из горла...
Продолжение следует...
Предыдущие части смотрите в специальном разделе ЗДЕСЬ.
