Ой, опять этот бабский бред начался. Ладно, засчитано. Я тогда тоже выбираю правду.
– А ты меня всё-таки любишь?
– Я-то тебя? Иди ко мне, давай я тебе покажу...


Конец. Молоденькая. Сколько ей лет? Двадцать и немножко. Верит, интересно, сама в то, что говорит? В двадцать и немножко может верить. Пока люди не искусают, на мир любую красивую теорию примерить можно. Любую сопливую. А потом уже верится только в то, что с тобой до сих пор бывало. Нину, видно, ещё не кусали. Или она укусы тональным кремом замазала? Илья поставил другое видео проигрывать.


– Ну поставь нормальное только что-нибудь! У меня там есть Джеймс Блейк и Риза! Тейк э фолл!
– Ща, постой... Где тут... Во. Готово.


Заиграло: какой-то тенорок субтильный цыплячьей грудиной постанывал стильно, сверху шипело, и чёрный нарубал смело этот ручей речитативом. Вместе получалось странно томительно и пряно. Нина с первым битом, с первым стоном выплыла в центр комнаты – другой какой-то, не в той дворцовой гостинице. Пеньюар атласный короткий, только кружево и тени прикрыть. Сначала плечико вперёд, потом другое, волной по телу вниз, до колен, в ритм тенору, а когда вступил чёрный – ему уже бёдрами поддакивала, навстречу двигалась, качала ими всего чуть-чуть, но качка доходила до Ильи, и ему кружила голову, и его укачивала. Потом упала бретелька с плеча, сама. Он приблизил экран, чтобы Нина заняла всё его поле зрения, чтобы детская его комната, в которую он больше не помещался и из которой ему было уже не вырасти, не давила. Из второй бретельки и из всего атласа Нина выскользнула, тот сполз лишней чешуёй; а потом сразу отвернулась; и дальше – стон, стон, губастый рваный стих нагнетает, подхлёстывает, подстёгивает, по спине стегает, и под этой плёткой Нина расходится; пальцы, забывшись, – под резинку, потянула с одной стороны вниз, ткань нехотя, кокетка, огибает косточку, тянется, копит напряжение – чтобы потом сорваться.


– Вот... Я тебе же сказал... Зажжёшь... Зажжёшься... Будешь вся гореть... Чувству... Чувствуешь? – плёл Сука своим чужим голосом. – Иди...
В горле пересохло. Молотило в голову. Сбилось дыхание. Илья съезжал взглядом по Нининой спине, по позвоночнику-змейке, вниз. Тут Нина, подтянув к себе стул, чтоб оседлать его, попыталась сбросить с мыска упавшее уже кружево, махнула ногой – запуталась и, стреноженная, полетела на пол, хватаясь за стул, с грохотом и воплем. Петя загоготал, она тоже – лёжа на боку – хохотала и плакала.
– Тейк... Главное – тейк э фолл... фор ми...
Илья тоже засмеялся. Смеялся так: в глазах горькие слёзы. Смеялся, пока не закашлялся. Потом перхал ещё минуту, не мог уняться.


"Аккумулятор разряжен. Осталось 10%", написал телефон. Заставил себя встать. Накинул холодную куртку, в которой приехал из Соликамска. Пересчитал деньги: почти три тысячи осталось. Можно жить.
– Сейчас всё решим, – сказал он Нине.

* * *
Прояснилось. Солнце разожглось. Воздух был свеж. Ветер не сёк, а поглаживал. Илья вышел из подъезда и жмурился. На этом воздухе можно было принять вчерашнее за морок. Надо было идти к станции, наверное, искать по пути "Евросеть" какую-нибудь, но Илья вместо этого повернул вправо – там, за домами, начинался лесной клок вроде парка. Прошаркал сквозь соседние дома: в одном общество ветеранов-чернобыльцев квартирует, в другом какое-то казачество засело: полстены георгиевской лентой раскрашено, и ещё рисунок: чёрный всадник в фуражке пешему мальцу наследие вручает. Казаков в Лобне раньше не водилось, это их за семь лет тут наросло. За домами негусто поднимались сосны, за ними на просвет маячил очередной силикат, туда, к другому микрорайону, шла дорожка, начало её было отмечено табличкой: "Экологическая тропа 400 м". Илье от этой лобненской гордости стало глупо и мило. Пошёл по экологической тропе – когда ещё по ней прогуляешься? Шагал и сравнивал Нину с Верой. С кем ещё? Столько лет Веру берёг для себя, уже когда она и бросила его. Если бы Вера тогда осталась с ним, сказала хотя бы, что остаётся, то она бы все семь лет ему иконой была в этой темени. Без Веры тяжко стало, когда Илью забрали. И совсем невыносимо, когда она ему объявила на второй год, что от него уходит. Вот тут ему стало казаться, что он её истинно любит и что не сможет без неё жить.

Продолжение следует...

Все части можно читать ЗДЕСЬ.