Было неловко втыкать в маму восклицательные знаки, но Петя так делал. Надо было за ним повторять, чтобы она подлога не заметила. Отправил и замер. Включил звук. "Упр" – это ведь управление? Всё он правильно у Игоря К. разобрал? Или в чём-то ошибся? Сколько вообще мать про Петину работу знает?

Через долгую минуту тренькнуло.
– Ты ведь помнишь про отцовский юбилей??
Вот оно. Голос она не признала бы, а текст спутала. В тексте дыхания нет.
– Всё я помню.
– Жду твоего звонка!

Сообщения от неё приходили не сразу, как будто шли медным кабелем из Америки. Медленно она писала. Мать у Ильи тоже набирала сообщения трудно, неуверенно, тыкалась в кнопки полуслепо. Отцовский юбилей. Что же он сам не позвонит? Сюрприз для него готовят, что ли? Илья поискал в контактах "Папу". Не было папы там. Поискал "Отца". И отца не было. Как же это? Умер, может? Может, это и не юбилей, а годовщина? Стал бы сам Илья из памяти стирать номер своего умершего отца? Или оставил бы в телефонной книге? Оставить – глупо: номер ведь отдадут другому безвестному человеку, который на звонки покойному будет раздражаться, клясть и прежнего хозяина, и всех звонящих. Вон и могилы-то через пятьдесят лет свежим мертвецам пересдают, а уж телефон... А стирать? Жестоко, что ли. Материн номер Илья точно не смог бы стереть, если б и было откуда. Но про отца – неясно. У Ильи отец умереть не мог, потому что он никогда и не жил.
Так. Сейчас Петина мама подождёт немного, пока сын на собрании. В управлении. Есть час, есть два, может. За эти два часа нужно исхитриться ещё хоть день у неё отыграть.

Весь "Вотсапп" под завязку был забит кляузами от застуканных и посаженных на привязь нариков, которые, чтобы только не присесть самим, наперебой закладывали друг друга, дилеров и родных. Тут можно было потеряться. Поверх всех имён была пустая строка с лупой. Поиск. Илья эту строку начал заполнять: "Управ..." – понять, о чём там может пойти разговор. Вывело его на какого-то Синицына.Синицын писал: "За эту тему надо будет в управление ещё заслать, учти". Хазин отвечал: "Не учи учёного". Была, значит, какая-то тема. Но к Илье это касательства не имело. Что ещё там у Игоря? "Внедр.". Ему откопало тут же несколько разговоров. Люди-инициалы слали Хазину свои шифрограммы. Но Илья не к ним обратился. Нина. "Я же объяснял, у меня внедрение, я не смогу..." Кто эта Нина? Та базарная баба с Трёхгорки? Он открыл переписку – нескончаемую. Если бы телефонный экран эту переписку не отсекал с обоих концов, можно было бы, наверное, её от земли до неба раскатать.

Скользнула фотография: с вытянутой руки девушка снимала себя сама. Нет, не та губастая, которую Петя золотыми котлами к себе притягивал. Точёная девчонка, каштановые волосы дерзким каре, круглые очки со стекляшками вместо линз, пальто нарочито великое, будто парус на ветру. Красивая, юная. Кажется непорченой какой-то; что такой с Петей Хазиным делать? В добавление к восклицательным знакам в каждом Нинином сообщении были круглые рожицы, картиночки, человечки. Они от этого казались детскими, будто изрисованными цветным карандашом. Как открытки, которые Илья маме в садике делал ко всем штатным праздникам. Мать у Суки телефоном пользовалась наивно, неуверенно. Товарищи по работе как в рацию в него буквами лаяли. Но Нина здесь была в своей стихии.

– Тебе нравится пальто? Не слишком весеннее?
– Нормально.
– Дико хочется зиму проскочить, и чтобы уже весна. В общем, я его купила!
Петя с ней вдруг тоже позволял себе – то жёлтый кружок с улыбкой, то какую-то придурковатую пиктограмму. Илью чуть кольнуло в зарёберье. Странное было чувство: как будто подсматриваешь за целующимися.  Подожди, Нина. Не забалтывай. Там про внедрение было что-то.
– То есть ты опять пропадёшь? Даже говорить не сможешь?
– Я буду писать. Там люди будут вокруг. Я же объяснял, что это такое! Всё время будут. Писать смогу. Может, позвоню, если получится.

Внедрение. Опер косит под дилера или в группу заходит с легендой. Восьмерит под воров. Берёт в разработку, чтобы ниточки все в грибнице выследить, ни одной случайно не порвать. Известная схема: те, кто реально сидел по двести двадцать восьмой, рассказывали.
Когда это было? Полгода назад. Родина может и снова назначить. А что другие про это говорили? Поточнее бы, не бабьим диалектом.

Продолжение следует...

Все части можно читать ЗДЕСЬ.