Тёр рёбра, ползал бессмысленно взглядом по разлинованной на квадраты стене. Стало равнодушно. Решился уже, остаётся сделать.

Швы между кафелем были где тёмными от плесени, а где белыми. Странно. Как будто мать стала отмывать, но не домыла и бросила. Может, так и было? Может, на этой ванной и перенапряглась. К его приезду убиралась, готовилась, и... Илья застрял. Мама. А если он сейчас застрелится, что с ней будет? Кто её заберёт? Поддал ещё горячей. Не спасло. Нет, нельзя. Так нельзя с ней.  Вылез мокрый – полотенце забыл. Таракан отступился, спрятался до поры. Илья прошлёпал в комнату, нашёл у мамы чистое полотенце, обтёрся. Похоронить её сначала по-человечески, а потом что угодно. Но на что, если всё истрачено?

В коридоре всё ещё пульсировало-пищало придавленно. Наверное, у соседей что-то, за стенкой. Он вернулся в кухню. Закрыл окно. Убрал пистолет с глаз. Заварил чаю из трёх пакетиков. Сел. Ты же здесь, Хазин! Я тебе глотку продырявил, но ты тут, твоя душа сидит в этом чёрном зеркале, ты тут забэкапился и смеёшься надо мной! Смотришь на меня через глазок камеры, ждёшь, пока прибегут из твоей корпорации меня давить! Тут ты! Илья сжал телефон в руках, чтобы задушить его. Нет. Нельзя душить и нельзя выбрасывать! Надо Петину маму успокоить сначала. Надо было что-то написать ей... Написать ей, чтобы она не звонила пока! Чтобы дала ему подумать. Но как её об этом попросить? Говори, Хазин! Отвечай! Я от твоей памяти пароль подглядел: раз-два-три! Семь-восемь-девять! Детский дурацкий пароль! Ты тут теперь у меня в клетке! Не дам тебе покоя, пока ты меня врать не научишь! Пока не выручишь меня, гад! Ты мне должен! Ты! Мне! Должен! И жидкой своей юшкой ничего не отдал!

Илья влез в Петину с матерью переписку.
– Да. Я просто напился. Завтра созвонимся.
– Хорошо. Спокойной ночи.
Стал отматывать разговор вверх – туда, где вступал вместо Ильи сам Петя. О чём они там писали друг другу? За что можно уцепиться?
– Приедешь на выходных?
– Мать! У меня служба без выходных! Сколько объяснять?!
Так. Так. Ещё говори.
– Ты ведь у нас уже сколько не был!
– Сама знаешь, кому надо сказать спасибо!
Поднялся ещё выше, ещё дальше в прошлое. Петина мама писала старательно, расставляла все знаки препинания и часто представлялась Пете заново, будто не понимала, что её номер определяется.  
– Петя, это мама. У тебя всё  кончилось? Тебе можно позвонить?
– Мать! Я сам наберу, когда можно будет! Пока буковками!
– Ладно. Напиши хотя бы Нине. Она места себе не находит.
– Сам разберусь!

Что кончилось? Илья покрутил ещё в прошедшее время, но ответов там никаких не нашёл. Но бывало, кажется, так, что Петя переставал подходить к телефону и сам звонить не мог. Собрания? Или спецоперации? Он же оперативник, а не кабинетная крыса, так? Надо найти его переписку с другими ментами. Там подскажут правильные слова.
Выскочил в список контактов. Пустые чужие имена, фотографий нет, званий нет, людей за номерами не увидеть. Стал смотреть внимательней. Можно начальство найти: начальство по имени-отчеству должно называть.  Таких сложносоставных людей у Хазина в телефоне было немало. Но эти люди, видно, любили говорить своим голосом, да чтобы их слушали внимательно, а утруждать себя азбукой они не хотели. Алексеи Алексеевичи, Роберты Арамовичи, Михаилы Марковичи, Антоны Константиновичи – все были будто неграмотны. Нашёл только какого-то: "Игорь К. Работа". Работа. А что теперь делать? У кого-то такая, у кого – кадилом махать. Тюремщики вон на зоне тоже работают: завтракают с семьёй, бутерброды собирают, детей в макушку чмокают, садятся в "Ниву" и едут недалеко от дома сторожить упырей; а из залётных граждан – упырей лепить, потому что только упырий язык знают и других учить не хотят. Вот и Хазин своей работе себя, наверное, целиком отдавал.  

Игорь К. печатал телеграфным стилем, как будто из блиндажа радисту надиктовывал. Но диктовал так, чтобы враг, если перехватит, не разгадал: "Хазин закладка ок?", "Хазин! ДС говорит внедр через нед", "Хазин вызывают упр". Петя отвечал ему так же односложно: "Понял", "Принято".

Илья потёр виски. Надо было пытаться, пока она тревогу не подняла. Стал набирать ей: "Ма, не переживай...", но осёкся. Посмотрел, каким тоном Сука с ней сношался; исправил "Ма" на "Мать". Перечитал ещё Петины рявканья, попробовал, как он.

– Мать! Работа. Срочно вызвали в управление. Дело какое-то. Не могу говорить!

Продолжение следует...

Все части можно читать ЗДЕСЬ.