В кабинете истории хореографического образования, где состоялась наша встреча с Николаем Цискаридзе, было не по-музейному неспокойно. Мимо портретов Мариса Лиепы и Анны Павловой рабочие проносили мебель, неподалёку от сценического костюма Галины Улановой шло обсуждение будущих перестановок, а золочёная люстра над головой звенела от прыжков учеников академии, которые что-то репетировали в зале над нами. Рабочую обстановку дополнил сам Цискаридзе, который на ходу выяснял текущие вопросы. Он предложил присесть у портрета народной артистки РСФСР Агриппины Вагановой. Николай Максимович сел напротив, положив ногу на ногу. Глядя в телефон, улыбаясь, коротко сказал мне: «Слушаю. Время – деньги».

Вы всегда говорили, что 31 декабря – время подводить итоги. В этом году, в день своего 40-летия, наверное, будете делать более глобальные выводы?

Конечно. Моя жизнь круто изменилась. Я даже помыслить не мог о том, что стану работать в Академии. Знаете, бывает в жизни, что вы пальцем о палец не ударяете и всё случается…
Помню, когда мы снимали фильм к 95-летию моего педагога – Марины Тимофеевны Семёновой, кто-то из съёмочной группы пошутил: мол, в будущем, как-нибудь, возглавишь это заведение. Я ответил, что этого быть не может. И вот прошло всего 10 лет и это «предсказание» сбылось.
Так что, говоря об итогах… Я знал, конечно, что к этому возрасту прекращу заниматься балетом. Я трудился 21 год и мог бы держаться еще долго, но я дал слово своему педагогу, что не стану «старым принцем» (смеётся). 
 
С момента вашего назначения прошло чуть больше месяца. С коллективом вам было непросто…

(Перебивая.) Нет, не было трудно. Правда, то, что стало раздуваться в прессе, я не читал. Надо отдать должное силе моего характера – я лет 13 уже ничего не смотрю в Интернете. И когда мне стали рассказывать одни, вторые, третьи вещи о якобы делах в Академии, о слухах, которые пускают… степень их гадостности меня поразила. Я понимал, конечно, что будет сопротивление, розовых очков у меня нет. Но чтобы до такой степени… 

Вы говорили о проблеме с нехваткой мальчиков-танцоров. В качестве возможного решения этой проблемы говорили, в том числе, о создании выездных комиссий. Как еще будет решаться этот вопрос в Академии? 

В декабре будут полугодовые экзамены. Я решил посмотреть, что у нас с «маленькими кадрами» и как идет обучение в первом классе. И только потом уже принимать решение. Что касается выездных комиссий – на данный момент могу только сказать, что я с удовольствием всех, кто хочет учиться в Академии, просмотрю. И дверь главной балетной Академии страны всегда открыта. 

Отмечу еще, что для меня очень важно, как преподносится Академия. Ведь люди, которые к нам приходят учиться, они же потребители. Они должны понимать, что их здесь ждет. Еще в советское время никому ничего объяснять было не нужно – профессия была очень престижной…

… а сейчас не так?

Вы знаете, престиж профессии упал. Из высокооплачиваемой она превратилась в не очень оплачиваемую и непривилегированную. В первой половине XX века статус еще и давал возможность выезжать за границу. Сейчас этим никого не удивишь. Мы должны понять, как грамотно, не роняя головы, не занижая достоинства учебного заведения, доказать всем, что, если они хотят учиться, то это нужно делать у нас. Если вы хотите учиться балету – есть три заведения в мире, которые дадут вам самые лучшие знания. Они находятся в Петербурге, Москве и Париже. 

Если говорить о позиции Академии... вы намерены готовить артистов для главных сцен страны?

В советские годы было распределение. Сейчас все вольны выбирать сами. Многие уезжают за границу, потому что мечтают жить там. Осуждать их нельзя: клиент всегда прав. К сожалению.
Сейчас, когда заканчивают школу в 17–19 лет, ребята часто идут в маленькие коллективы за деньгами и главными ролями. В моё время такого не было. Все хотели в Мариинку или Большой.

Академия всегда была кузницей кадров, в том числе и для Мариинского театра. Как сегодня складываются ваши отношения с его худруком – Валерием Гергиевым?

У нас очень приятные отношения. Я, как артист, делал для него всё, что требовалось. Когда возникла моя кандидатура на должность ректора Академии, он её одобрил. Без его поддержки меня бы здесь не было. 
 
Давайте поговорим о Москве. В «деле Филина» вы активно заступались за Дмитриченко. Вы и дальше будете его поддерживать?

Да. Сейчас я, правда, могу помочь лишь тем, что буду давать честные показания в суде. То, как его осудили, это шокирует. Но мне удивительна не только суровость приговора, но и то, как меня пытались к этому делу «пристегнуть», а людей, которые непосредственно относятся к делу, проходят по нему как сожители Филина, состоящие с ним в незаконных отношениях – их, почему-то, пытались выбелить. Это неприлично. Это нарушает права человека.

Сергей Филин также был солистом Большого, а потом худруком. И вы сменили должность солиста на руководящую... Не боитесь...

... Я человек, который ничего не боится. Но верю, что есть предопределённые вещи. Впрочем, в любой ситуации надо оставаться человеком. К сожалению, Сергей Юрьевич перепутал государственное учреждение со своим домом. И с каждым артистом – а нас там было 50 человек – строил отношения не как с подчинёнными, а как с крепостными. В моём случае его действия напарывались на то, что я – очень именитый артист, и чтобы ущемить меня в правах, всегда необходим был официальный документ. А его он добиться никак не мог. В итоге я прекратил с ним всякое общение, если оно не касалось работы. 

Ещё месяц назад многие педагоги Академии позволили себе пойти на пресс-конференцию, сказать нелицеприятные слова о московской школе. Я ни с одним человеком из них отношения не выяснил, я не знаю даже конкретно, что они сказали. Мне пытались передать их слова, но я ответил, что и знать ничего не хочу. Они (педагоги - прим. ред.) дело свое делают хорошо. И имеют права на свое мнение. Претензии я к ним буду предъявлять по их работе – если они будут. А если не будут – то мне все равно. Меня так воспитали – работа – отдельно, жизнь, отдельно. Другое дело, что, может, в гости я к ним не пойду. Так они и не позовут (смеется). 

Вы всегда говорили, что восемь колонн Большого театра – это ваша сказка. Выходит, теперь вы с ней попрощались?

Большой театр – мой дом и всегда им будет. Руководители бывают бывшими. Артисты – нет. Шаляпин, Плисецкая, Максимова – все они артисты Большого. Так же и Цискаридзе. Да, я грузин по происхождению, но русский артист и российский гражданин.  

Но сегодня я уже не только артист. Прежде всего – чиновник. И не имею права на многие высказывания, своё публичное мнение. 

Если честно, для меня даже побриться – я терпеть этого не могу – стало обязательным. А у меня ведь жёсткая щетина. И каждое утро я проклинаю всё на свете. Сейчас я могу допустить однодневную щетину, но не более того. Потому что на меня смотрят дети. Но я не сказал бы, что это – другая сказка. Просто сегодня я живу проблемами и радостями Академии балета. 

Вы всегда были одним из самых открытых для СМИ артистов балета.....

(Перебивая.) Просто никого больше журналисты не зовут. Ведь, если вы проанализируете, то увидите: мои коллеги появляются на экране и в глянцевых журналах чаще, чем я. Но они вас не заинтересовывают. И это, простите, не мои проблемы...

А такая открытость вам не мешала в жизни и работе?

Я не избирал медийный путь, я просто моментально стал известным. А когда меня стали душить, моя медийность меня спасла. Меня не могли тихо убрать, как многих коллег, которых уничтожили. Со мной начинался скандал. Но за все эти годы у я ни разу не собрал пресс-конференцию, у меня не было даже пресс-секретаря или агента. И вот сейчас – пресс-атташе есть у Академии русского балета, а не у Николая Цискаридзе. И с каждым журналистом у меня отношения строятся лично.

Николай Цискаридзе поучаствовал также в нашем традиционном блиц-опросе:
 

Без чего не выходите из дома?

Уже без мобильного телефона (улыбается).

Самый дельный совет, который вам давали?

Карьеру делают не в школе, а в театре.

Любимая вещь в гардеробе?

Парфюм от Dior.

Что вас может оттолкнуть от человека при первом знакомстве?

Состояние его рук.

С кем из живых/неживых людей вы хотели бы поговорить?

Это очень длинный список. Двух страниц, думаю, для него не хватит. Если говорить о самых желанных собеседниках, то это Людовик XIV – интересно было бы просто посмотреть на него в жизни. Недавно в театральной библиотеке мне показывали его личные книги – стало любопытно.
Ещё, конечно, с удовольствием бы пообщался с Екатериной II – она самый достойный политик. принесла столько пользы для страны, хоть в ней не было ни капли русской крови. Я поражён ходом её мыслей.

Самый нелепый слух, который вы когда-либо о себе слышали?

Всё, что говорили и писали обо мне за за последний месяц, пожалуй, и было самым нелепым в моей жизни.

Какое самое обидное оскорбление вы слышали в жизни?

Одна критикесса, в разгар русско-грузинского конфликта, назвала меня грузинским танцовщиком (смеётся).

Если завтра наступит конец света, что вы будете делать сегодня?

Получать удовольствие.

Вы – тщеславный человек?

Каждый человек, который выбирает карьеру артиста, тщеславен.

Вы верите в гороскопы?

Да, но я не читаю их в газете. И шарлатанам всяким не верю. Я всем очень серьёзно занимаюсь.

День удался, если...

Нет новостей. Отсутствие новостей – лучшая новость.