Август 2000-го. Мне 10. Месяц назад я вернулся из своей первой поездки на море. Плавать не научился, но в целом был доволен. До начала нового учебного года несколько недель.

В последние летние деньки я составлял компанию отцу в походах на огород. Погода на родине стояла дрянная: горели леса, пыль, гарь. И, вдыхая ядовитый воздух, мы с отцом каждое утро шли на этот самый огород. И каждый новый заход я спрашивал папу: «Пап, а «Курск» же спасут?» «Курск» не спасли. Никто из подводников не выжил, хотя папа верил в обратное, а я верил папе.

Это была первая трагедия национального масштаба, которая занозой вошла в моё сердце. Наверное, она вошла в каждую российскую семью. Это была история про простых людей и их семьи, живущих в крошечном посёлке Мурманской области. Это было близко и понятно всем.

Я тоже следил за новостями. Я надеялся на лучшее. Я общался на эту тему со взрослыми – почти как взрослый. Когда «Курск» погиб, мне впервые в жизни показалось, что добро далеко не всегда побеждает зло, что бывают разные ситуации, что есть горе, есть потерявшие родных семьи, есть лежащая на дне Баренцева моря подлодка. Мне кажется, в то лето я впервые повзрослел.

Спустя 19 лет события того рокового августа взволновали меня заново. На днях я посмотрел несколько документальных фильмов про катастрофу, почитал литературу и даже нашёл в соцсетях матерей, жён, братьев и сестёр погибших. Возникло непреодолимое желание пообщаться с ними, узнать, чем они живут, где работают, как часто рассказывают про отцов, сыновей и братьев детишкам, внукам, о чём думают, верят ли кому-то. Кажется, некоторые вещи в жизни действительно становятся куда лучше видны на расстоянии, через промежуток времени, когда осознаёшь истинный масштаб того, что произошло. Особенно когда попадаешь на кадры, на которых мама подводника в стареньком актовом зале чуть ли не срывает с генерала погоны, а потом падает в обморок.

Но как тогда, в детстве, так и сейчас эти подводники, офицеры остаются для меня настоящими героями, которым не чужды понятия «воинская честь», «отвага» и «настоящая мужская дружба». Это непоколебимое ощущение. Но я себя спрашиваю, почему же в настоящее время погибшие на «Курске» для большинства представителей моего поколения не являются образцами для подражания? Нет среди моего круга общения людей, которые желают стать подводниками, или тех, кто хочет посвятить свою жизнь исполнению воинского долга.

Понятно, что изменились время, темп жизни. Сильно изменились нравственные ориентиры. Изменилась наша страна – и люди вместе с ней. Но очень обидно, что совсем вроде бы недавние события зачастую бесследно исчезают из памяти, из сердца, с экранов телевизоров.

Родственники подводников в общении с корреспондентами часто говорили о том, что их дети не погибли, а просто ушли в своё затяжное плавание, и о том, что помнят всё так, словно это было вчера. Трагедия «Курска» правда ведь была не так давно. Мы все тогда были моложе, вели другой образ жизни. С нами были те, кого сейчас уже нет рядом.

Многое изменилось. Но мы просто не имеем права начисто забывать события и людей, которым ещё буквально вчера сопереживали, к которым были причастны и душой, и сердцем. Это огромное и большое чувство. Я призываю всех неравнодушных помнить о подводниках, об их труде, о посёлке Видяево, о страшном августе, о «Курске».