Дорогу к одинокому тополю, что растёт в степях Калмыкии, знает каждый житель буддийской республики. Это дерево – местная святыня, достопримечательность, природное явление.

– В Калмыкии каждое деревце на счету, – рассказывает Metro житель Элисты Арсланг Санджиев. – В степях сухо, и наша так называемая лесополоса у жителей других регионов вызывает скептическую улыбку: хилые кривые деревья, посаженные вдоль дорог, – единственное, чем мы можем похвастаться. А одинокий тополь – в степи, далеко от дорог, и его ствол втроём не обхватить. Для нас это место особенное.

По легенде, этот тополь посадил в середине XIX века буддийский монах. Семена он привёз из Тибета, куда совершил паломничество. Монах сложил семена в дорожный посох и закопал на самой высокой точке холма в степи. Вскоре на этом месте взошёл тополиный росток. В отличие от других калмыцких деревьев, тополь превратился в исполинское дерево с раскидистыми ветвями, отбрасывающими густую тень.

– В степях Калмыкии трудно найти тенистые места, – продолжает Арсланг. – И многие, кто совершал путешествия на лошадях, останавливались здесь передохнуть. Читали мантры, просили у божеств о чём-то своём. И потом эти просьбы каким-то образом выполнялись. В результате одинокий тополь стал почитаться в Калмыкии как святыня.

Позже недалеко от священного дерева обнаружили каскад родников – большая редкость в засушливой Калмыкии. Ключи здесь бьют солёные. Но люди всё равно пили эту воду и... утоляли жажду.

– Мало того что пить не хотелось, многие стали замечать, что эта вода заживляет раны и ещё благотворно влияет на желудок. Позже, уже в советские годы, эту воду официально признали лечебной.

Голос степей
Жителя Элисты Владимира Каруева в Калмыкии считают почти такой же достопримечательностью, как и одинокий тополь. В буддийской республике его называют джангарчи, что в переводе с калмыцкого означает «исполнитель калмыцкого эпоса». Владимир освоил технику горлового пения и теперь выступает с концертами по всему миру.

– Но лучше всего мне поётся в калмыцкой степи, – говорит Владимир. – Такого простора не встретишь нигде в мире. Я до 33 лет не подозревал в себе никакого таланта. А потом ко мне во сне пришёл Белый старец – покровитель калмыцкого народа. «Я заметил тебя, когда ты учился ещё в девятом классе, – сказал мудрец. – И теперь твоя жизнь изменится». Я проснулся и начал вспоминать, что же произошло со мной 18 лет назад. И вспомнил. В то время я неожиданно начал читать взахлёб народный эпос «Джангар», выучил три сказания наизусть. На уроке долго тянул руку, и меня вызвали к доске. Начал читать, но учительница оборвала на полуслове. «Молодец, хорошо выучил, – сказала она. – Садись, пять». А ведь если бы она дала мне тогда высказаться, а не остановила, может, этот дар открылся бы раньше?

Владимир освоил технику горлового пения, научился играть на народном инструменте – хууре. Первые опыты проводил в степи, в том числе под одиноким тополем.

– Там и открылось моё предназначение: я должен рассказывать людям о том, что было до нас. Одинокого тополя просят о разном: о здоровье, о счастье, но чаще всего просят просветления. Мне оно открылось. К 30 годам я разочаровался в жизни, был близок к самоубийству. И тот сон с Белым старцем, одинокий тополь, калмыцкие степи спасли меня. Горловое пение – это почти чревовещание, то, чем славятся шаманы. Но ведь и калмыцкий эпос рассказывает о том, что было ещё до возникновения всех религий. Горловое пение – это лошадь, слова – наездник. Когда они ладят друг с другом, происходит что-то особенное внутри тебя и вокруг тебя. И если в Калмыкии и Монголии могут понять смысл слов, то в других странах – в Европе или Латинской Америке – никто не знает, о чём я пою. Но слушают все затаив дыхание. Потом зрители признаются, что чувствовали, как по коже бегают мурашки. Я, когда выступаю, отдаю энергию. Возвращаясь домой, еду к одинокому тополю за новыми силами, прошу о просветлении. Достаю свой хуур и пою. Здесь, в степи, слова-всадники снова садятся на верного коня и скачут по степи далеко-далеко, навстречу горизонту, чтобы вернуться ко мне полными сил.