Стефано (имя изменено), которому сейчас 80 лет, пережил самый настоящий ад в одиночку: он прятался на чердаке от немцев, был похищен спекулянтами, подвергался жестокому обращению в детском доме в Кракове…

Тяжкие испытания закончились в 1946 году, когда Стефано вместе с матерью встретился со своим отцом, участвовавшим в битве при Монте-Кассино. В том году семья воссоединилась и решила остаться в Италии.

Metro встретилось со Стефано в Милане – в городе, где он получил итальянское гражданство и отказался от польского, где закончил учёбу, а затем стал управлять компанией своего отца. Стефано поделился своей историей, не раскрывая своего настоящего имени, поскольку воспоминания о том, что он пережил, интимны, болезненны и связаны с семьёй.

– Я не хочу, чтобы моё имя упоминалось в публикации, – настоял он.

Стефано, расскажите о своей семье.
Я родился в Варшаве в 1937 году. Мою мать звали Мария Зимновода, а отца Ежи. Семья среднего класса. Со стороны моей матери – ортодоксальные евреи, которые говорили на идише. У моего отца они были интегрированы. Он работал инженером, у него был завод электрических компонентов. Когда в 1939 году началась
война, моего отца отправили на восток страны: туда, где произошло советское вторжение. Его схватили и отправили в ГУЛАГ в Сибири.

Это было удачей для него.
Когда его выпустили, он вступил в "Армию Андерса"
(воинское формирование, состоявшее из польских граждан, находившихся на территории СССР военнопленных, беженцев и амнистированных заключённых. – Прим. ред.). Их переместили в Палестину, затем – в Италию. Он участвовал в битве при Монте-Кассино вместе с англичанами. На протяжении многих лет мы не получали от него вестей...

В то время вы с матерью были в Варшаве, где в 1940 году нацистская Германия создала гетто. Вы тогда были ребёнком. Что вы помните?
Моя мать, бабушка по материнской линии, тётя по отцовской линии и я были вынуждены переехать в гетто. Условия были очень тяжёлыми, люди умирали от голода. К счастью, нам было что поесть – мама работала на немецкой фабрике. Я помню, как другие ели лошадей.

Лошадей?
Как и люди, они умирали от голода на улицах. Люди выбегали с ножами и топорами, чтобы расчленить их. Я отказывался есть конину, меня тошнило. Для меня они были сродни домашним животным. Это одно из моих самых ранних воспоминаний детства. Также помню ужасную физическую боль.

Расскажите об этом.
Они положили меня на кухонный стол, чтобы провести реконструктивную пластическую операцию по восстановлению крайней плоти, чтобы можно было выдать меня за нееврея. Я не помню подробностей, помню только неэффективную анестезию и болезненные манипуляции.

Вы боялись немцев?
Всё происходило так: каждый день всех отводили на Умшлагплац – место на площади перед старой станцией, переоборудованной для депортации, где немцы делали выбор. Здоровых или в хорошей форме оставляли или брали на работу. Тех, кто находился в плохом состоянии, и особенно детей разлучали с семьями – их отправляли на поезд. Это произошло, наверное, в 1942 году. Я был один дома с тётей, когда пришли немцы и отвезли нас на Умшлагплац. Моя тётя держала меня за руку, но из-за суматохи мы разделились, и я остался один, окружённый взрослыми. Никто не заботился обо мне. Это ужасное, тяжёлое воспоминание.

Как вы спаслись от отбора?
Дядя, брат моей матери, был водителем скорой помощи. Как только он нашёл меня там, он схватил меня и оттащил в маленькую лагерную больницу на углу площади. Там он полностью перевязал меня. Я спросил: "Зачем ты перевязываешь меня? Со мной всё в порядке". Меня посадили в машину скорой помощи, и дядя чудом вывез меня с площади домой. Я всё ещё был в гетто, но в безопасности.

Затем вы сбежали из гетто вместе с матерью. Очевидно, это было до восстания в Варшавском гетто в 43-м.
Да. Это был простой план, но очень рискованный. Другая сестра моего отца жила за пределами гетто. Она вышла замуж за католика, сына правительственного советника по экономике, из богатой и влиятельной семьи. Они заплатили нееврейской женщине с маленьким ребёнком, у неё было разрешение на въезд в гетто для работы. Однажды она передала нам свои документы, чтобы мы с мамой могли выбраться. Я помню длинную очередь людей, мать держит меня за руку, немцы проверяют документы. К счастью, они не смотрели на нас внимательно и нам удалось пройти.
Что стало с тётей и бабушкой, которые жили с вами?
Мы никогда так и не узнали, что с ними произошло.

Где вы остановились за пределами гетто?
Мы сразу же получили фальшивые документы и приняли новые, арийские имена. Моя мать не выглядела еврейкой и хорошо говорила по-немецки, так что ей удалось найти работу в немецкой фирме. Я же выглядел как еврей, поэтому меня отвели к одной очень доброй женщине. Она была учительницей и спрятала меня, не взяв с нас денег. Она написала несколько рассказов обо мне, они были опубликованы и переведены на иврит.

Сколько вам было лет? Ваша мать часто приходила к вам?
Мне было лет пять или шесть. Она редко приходила ко мне. Когда она это делала, я не узнавал её.

Как долго вы пробыли с той женщиной?
Я не помню, но зато помню тот день, когда пришли немцы. Они искали сбежавших евреев. Тогда она сказала мне: "Спрячься немедленно на чердаке". Я был в ужасе, и моё сердце колотилось. Я спрятался. Мимо прошёл немецкий солдат, но он не увидел меня. После этого мне сказали, что я не могу оставаться там. Меня отвели в другой дом, где жили другие взрослые.

Это тоже было бесплатно?
Нет, на этот раз мы заплатили. Там у меня тоже был неприятный опыт. Однажды прибыл человек в форме СС и другие люди в штатском. Они сказали, что ищут беглых евреев. Нас заставили спустить штаны и нижнее бельё, чтобы посмотреть, обрезаны ли мы. Я попытался убежать, но даже не покинул двор. Я всегда находился в квартирах, никогда не был один на улице и очень боялся. Один из мужчин в штатском схватил меня и отвёл к остальным. Мне кажется, это были не настоящие немцы, а просто спекулянты в масках. Они попросили выкуп и получили его от моей тёти.

Вы вернулись к своей матери?
Да. К концу войны город был в руинах. Мы с матерью жили в подвале. Единственное, что мы ели, – муку с отрубями и варенье. Можете ли вы представить, что едите только сладости в течение долгого периода времени? Это сводит тебя с ума. Во время Варшавского восстания в 44-м (август – октябрь 1944 года) людей депортировали из города, и наши пути с матерью снова разошлись. Её отправили в концлагерь, а меня в приют, которым управляли монахини, недалеко от Кракова.

На что это было похоже?
Это было ужасно. Монахини ели, а мы нет. Дети постарше могли работать в поле и добывать что-нибудь поесть. Но я был слишком маленьким, почти ничего не ел. Ещё было смертельно холодно. Однажды фермер и его жена усыновили меня.

Усыновили?
Да, они были мужем и женой. Они хотели усыновить ребёнка и выбрали меня. Они отвели меня к себе домой и первым делом искупали. Я был весь в грязи. Но, когда они раздели меня, они поняли, что я обрезан. Для них это был шок.

Что они сделали?
Они оказались хорошими людьми. У меня было опухшее лицо, и я болел свинкой, поэтому они вылечили меня. Но они сказали, что не могут меня оставить. Меня вернули  к монахиням в приют, и начался ад.

Почему?
Потому что теперь там знали, что я еврей. Все, даже монахини, стали плохо со мной обращаться. Я стал изгоем. Мне давали половину моего пайка. "Ты маленький", – говорили они. Однажды ко мне пришла женщина. Она принесла мне бутерброд, который я съел, не сводя глаз с других детей, смотрящих на меня с завистью. Она сказала мне, что она моя мать. Я не узнал её! Это было ужасно. Я стёр память о ней, потому что чувствовал себя брошенным.

Она забрала вас оттуда?
Нет. Она сказала: "Я не могу взять тебя с собой прямо сейчас, мне нужно найти одежду. Подожди меня несколько дней". Я не поверил ей, думал, что она снова бросит меня. Она должна была взять меня с собой. Когда она ушла, другие дети сказали: "Она сказала, что она твоя мать, но вот увидишь, она никогда не вернётся!" Это были ужасные дни.

Но она вернулась.
Да, с тёплой одеждой. Она принесла с собой пальто, принадлежавшее русскому солдату. Оно было тёплым, а на груди – пулевое отверстие. Оно было чрезвычайно велико мне.

Что вы сделали после?
Мы вернулись в Варшаву на поезде. Путешествие было бесконечным. Потом мы как-то жили в полуразрушенном доме. Затем мы переехали в Лодзь вместе с дядей по матери.

Который работал в скорой помощи?
Да. Его отправили в лагерь смерти, но ему удалось сбежать из окна поезда вместе с другими. Он перебрался в Италию, дожил до 91 года, его дочь живёт в Риме.

Вы с матерью переехали в Италию из-за отца?
Да, в 1946 году. Он стал капитаном английской армии после ранения в битве. Не знаю, как он узнал, что мы живы. Он прислал нам немного денег, и мы смогли поехать к нему.

Там вы наконец встретились?
Да, я наконец встретил его, как будто в первый раз. Ему было 39 лет. Это было чудесно – наконец обнять его. Очень сильные эмоции. Мне так не хватало отца. У меня всегда были с ним хорошие отношения. Он умер в 1990 году.

А с вашей матерью?
С ней у меня были более сложные отношения. Я был обижен на то, что меня бросили. Конечно, позже я понял, что она была ни в чём не виновата, бедная женщина. Благодаря психоаналитику Энцо Морпурго я смог вернуть себе свою жизнь.

Перевод: Назарова Ксения.