- Вам полагается рекордная в истории России компенсация. Довольны ли вы решением суда?
- Во-первых, никаких денег я пока не получила. Во-вторых, у Российской Федерации есть три месяца на обжалование. И мне кажется, очень глупо сейчас делить шкуру неубитого медведя. Честно сказать, я не особо рассчитываю на компенсацию. Меня больше волнует вопрос принятия мер. К сожалению, мой случай не единичный. Домашнему насилию подвергаются тысячи женщин по всей стране. Я рада, что Европейский суд обязал российские власти решить эту глобальную проблему. Надеюсь, что Госдума наконец-то примет закон против домашнего насилия и разработает правовые механизмы, способные защитить женщин. Другое дело, что они могут так и остаться "на бумажке", а в реальности работать не будут.
- Европейский суд по правам человека счёл поведение полицейских пассивным. Ваш участковый получил по итогам какое-то наказание?
- Никакого. В том году дело закрыли. Его формально отстранили от должности, но он спокойно может работать в другом городе. На три года он куда-то исчезал, его не могли найти – как я понимаю, просто тянули время, чтобы потом закрыть дело за истечением срока давности. Моё дело официально прошло через девять сотрудников полиции, и ни один из них ничего не предпринял. Я считаю, что за бездействие должно быть уголовное наказание. Хотя я прекрасно понимаю, что сейчас у полиции мало инструментов, чтобы помогать пострадавшим, но тут опять вопрос к государству и существующим законам.
- Всех интересует, на что вы потратите деньги...
- Да, людей почему-то очень это волнует. Когда мы подавали иск в ЕСПЧ, мы всё очень чётко рассчитали, основываясь на среднестатистических показателях жизни в России. Протез, который нужно менять каждые два-три года, стоит 4 млн рублей. К тому же у меня уже ломался палец и ремонт обошёлся в 300 тыс. рублей. То есть если эту сумму растянуть на всю продолжительность жизни, то получится не так уж много. И ещё неизвестно, что будет с левой рукой, возможно, понадобятся операции. Так что основные расходы – медицинские.
