Глава 11

На станции потолки были невысокие, чтобы людям было уютно. Но туннели строили не для людей: от стены до стены шесть метров, и от потолка до пола столько же.

Далеко, на другом конце метро, обитали дикие, верившие, что туннели – это ходы, прорытые в тверди Великим Червем, богом, создавшим Землю и родившим из своего чрева людей; а уже люди только потом, отрёкшись от своего Творца, приспособили эти ходы под свои надобности, а вместо Червя построили себе из железа поезда и стали врать себе, что они и были изначально, а никакого Червя не было. Почему бы в такого бога не верить? Он к подземной жизни больше приспособлен.

Туннели были тёмные, страшные, они сочились ручейками грунтовых вод, которые в любую секунду могли прорвать бетонную чешую тюбингов и заглотить целые линии. От ручейков шла испарина, и холодный туман не давал далеко проникать свету от фонарей. Туннели не были созданы для человека, это точно, а человек не был создан для туннелей.

Даже тут, всего в трёхстах метрах от станции, было жутковато. Чтобы заглушить шепчущую жуть, люди болтали.

Костёр – недосушенные поленья – немного смолил.

Туннель, конечно, был живой: он дышал с присвистом, втягивал дымок от костра своими дырявыми лёгкими с наслаждением, будто курил. Дым вился, улетал вверх и пропадал в зарешёченных трахеях вентиляционных шахт.

Поодаль книзу стояла дрезина на ручных рычагах, на которой смена сюда и прибыла. До станции – триста метров. Если пойдёт кто из северной черноты на ВДНХ, дозор должен принять удар на себя и, если придётся, полечь, а на станцию отправить одного человека, «уцелевшего». Предупредить. Чтобы дети успели попрятаться, а женщины чтобы успели взять оружие и вместе с мужьями загородить собой вход.

К северу от ВДНХ шла только цепь отмерших, пустых станций, первой из которых был Ботанический сад. Жизнь на Ботаническом саду была невозможна, а что начиналось за ним, людям было неинтересно. Поэтому край земли проходил ровно по тому месту, куда доставал свет от костерка. А дальше шёл космос.

Отгороженные от вакуума мешками с песком, сваленными в брустверы, сидели дозорные.

Опирались друг на друга «калаши», составленные пирамидой. На огне грел пузо битый закопчённый чайник.

Артём расположился к костру лицом, а к туннельной пустоте – затылком. Сюда же, рядом, посадил Гомера, которого специально привёл в эту тихую пустоту; не хотел слушать его рассказ там, на велосипедах, при всех. Совсем без свидетелей не получится, пусть их хоть поменьше будет.

– Полярные зори этот городок называется. Находится на Кольском полуострове. Рядом – АЭС, причём учтите – в рабочем состоянии. Запас хода у станции – лет сто ещё! Потому что всего один город питает. А город они превратили в крепость. Военные части рядом были, охраняли АЭС, из них набрали гарнизон. Станция им и свет, и тепло даёт – для хозяйства. Так что...

– Кто этот сигнал принимал? Кто с ними говорил? – Артём смотрел старику в бороду, в шевелящиеся губы, как глухой, читая.

– Я... – заново начал Гомер. – Я сам из тех мест. Архангельский. Так же вот всё надеялся найти, может, из моих кто остался. Слушал... Искал. Нашёл-таки. Архангельск, правда, мой молчит. Зато Полярные зори! Целый город, представляете? Наверху!