В Хамовниках завершается строительство "Саввинской 27" – жилого комплекса на берегу Москвы-реки, спроектированного нью-йоркским бюро ODA и адаптированного к российским реалиям бюро APEX. Это характерный пример ситуации, когда зарубежные архитекторы приходят в Россию, и их проекты требуют приспособления к местным условиям. О том, как строится работа с иностранными коллегами, мы поговорили с главным архитектором проекта (ГАП) Светланой Леонтюк.
Светлана, ваша проектная компания много лет сопровождает знаковые международные проекты на российском рынке. Зачем это нужно и когда возникла потребность в таком посредничестве?
Давайте вспомним историю вопроса. Взаимодействие российских заказчиков с иностранными архитекторами началось в начале 2000-х. Первопроходцем стал голландец Эрик фон Эгераат, открывший в России свою студию и нанявший местных архитекторов. До этого иностранцы не могли здесь курировать проекты: российские процедуры были для них непонятны. Когда появились законодательные нормы, разрешающие иностранцам работать в России совместно с локальными архитекторами, то приглашенные архитекторы стали отвечать за эстетику, а административные задачи взяли на себя местные специалисты.
В начале приезжали архитекторы второго порядка, но вскоре с Россией стали сотрудничать настоящие звезды: Норман Фостер, Ренцо Пьяно. Множество знаковых проектов курировал APEX: "Бадаевский" с Herzog de Meuron, ГЭС-2 с Renzo Piano, RED7 с MVRDV. Эти проекты не только изменили облик Москвы, но и подняли стандарты качества жизни. Компания изначально задумывалась как международная.
Откуда взялось стремление делать проекты с иностранцами? Почему локальные архитекторы не хотели работать самостоятельно?
Чтобы у современной российской архитектуры появился свой голос, должна была возникнуть насмотренность. Несколько поколений специалистов рубежа тысячелетий учились новым технологиям по западным примерам, творчество притцкеровских лауреатов воспринималось как эталон. Как только появилась возможность сотрудничать с иностранцами, для многих это была мечта. Кстати, именно зарубежные авторские проекты приглашенных звезд привили в России культуру слушать архитектора: до этого он долгое время был безымянным.
Светлана, а как вы оказались вовлечены в этот процесс? Когда вы пришли в компанию и в чем ваша задача и миссия?
Я пришла в бюро, когда оно уже наработало репутацию среди европейцев и американцев. Они понимали, что с нами можно работать. Бюро активно расширялось, и требовалось больше специалистов с отличным знанием английского.
Мне всегда нравились языки, я окончила лингвистический класс, при этом росла в семье архитекторов. В итоге я выбрала этот путь, а благодаря интересу к языкам сразу оказалась в мире международной архитектуры. Для меня это до сих пор волшебство: пусть я не Заха Хадид, зато я работаю со звездами мировой архитектуры и помогаю воплотить их идеи в реальность!
На мне как на ГАПе лежит ответственность за все ключевые решения. Мы знаем, как учесть интересы всех сторон и выстроить эффективное сотрудничество. Мы заботимся о том, чтобы сохранить исходный замысел, при этом не потратить лишние квадратные метры и соблюсти все российские нормативы. Скажу без ложной скромности, мы лучшие в своем деле, поэтому заказчики доверяют нам работу со звездами.
В "Саввинской 27" мы выступаем генеральным проектировщиком. У нас подобралась очень сильная команда, но всем нужна была помощь: для застройщика это был первый премиальный проект с иностранцами, для авторов – первый проект в России, утвержденный без существенных изменений. Как ГАП, я руководила российской командой проектировщиков и выстроила работу так, чтобы коммуникация была всем на пользу: девелопер получил все согласования и вышел на стройку, американцы – уверенность, что проект реализуется максимально близко к задумке, а город – новую точку притяжения и архитектурную достопримечательность.
Получается, что вы выступаете посредником, переводчиком с нью-йоркского архитектурного языка на московский. Возникают ли какие-то трудности перевода? Как вы с ними справляетесь?
Я уже восемь лет работаю с иностранными бюро, и для меня это любимая задача. Каждый раз я нахожу индивидуальные решения. Сложнее всего, когда интересантов много. Так получилось в проекте на Лужнецкой набережной. Помимо заказчиков, в коммуникации участвовали разработчики исходной градостроительной концепции, авторы архитектурной концепции башен. Планировочные решения для жилых помещений предложило британское бюро, офисных – российская компания. Над фасадами работали голландцы, над концепцией мастерплана – англичане, над интерьерами – американцы. И задача моей команды была увязать всех этих звездных проектировщиков из разных стран между собой. Было сложно и интересно одновременно. Мы выстроили последовательность работ, обмен заданиями всегда проходили через нас, это позволило выстроить эффективную коммуникацию.
Бывают и другие сложности. Например, американцам сложно понять, как можно несколько месяцев согласовывать проект с городом. Я распределяю задачи так, чтобы особенности российского проектирования не замедляли иностранную команду. Мы даже разницу во времени использовали в интересах проекта: после нашего рабочего дня мы созванивались с Нью-Йорком, коллег подхватывали задачи и продолжали работать. Максимальная эффективность! Вообще сотрудничество с американцами всегда строится четко и конструктивно, без форс-мажоров. Зато российские специалисты умеют выходить за рамки шаблонов и делать невозможное возможным – мы здорово дополняем друг друга.
Один из самых эффектных ваших проектов – RED7 от звездного нидерландского бюро MVRDV. Чтобы реализовать эти фантастические горки консолей, которые будто парят в воздухе, наверняка пришлось адаптировать исходный проект. С какими задачами вы столкнулись?
Да, это очень нетривиальный проект, который тоже требовал "перевода". Например, было интересно придумать решение для отвода дождевой воды с этих консолей. Ещё одной амбициозной задачей было создание атриума. Здание имеет форму буквы "М", и внешнему ступенчатому объёму вторит инвертированный внутренний. Каждый следующий этаж меньше предыдущего: получается такой воздушный зиккурат. В рамках нашего законодательства внутренний двор непросто согласовать с точки зрения пожарной безопасности. Стандартное решение – противопожарные шторы на все этажи, но тут ведь стены не вертикальные! Мы с командой разделили шторы на сегменты и разместили их так, чтобы они не нарушали эстетику ни с улицы, ни в интерьерах. К тому же, через атриум проходила эвакуационная лестница: её мы выделили стеклом и тоже закрыли шторами.
Насколько существенными могут быть отклонения от исходной концепции, чтобы зарубежные архитекторы остались довольны и не отказались от своего авторства?
Важно плотно и чутко взаимодействовать с участниками проекта на всех этапах работы. С момента утверждения концепции до принятия всех технических решений с авторами и заказчиками я общаюсь ежедневно. Чтобы оперативно улаживать спорные моменты, нужен большой кругозор – и свободный английский. Оба навыка всегда были моим преимуществом: в России всё ещё не так много архитекторов, готовых конвертировать владение языком в многолетнее профессиональное общение.
Мы предлагаем такие решения, которые только усиливают преимущества проекта. Например, на Саввинской набережной мы развили идею с приямками: в исходной концепции он был один. Но Москва – не самый солнечный город, а без дневного света людям грустно. Чтобы сделать подземную фитнес-зону более привлекательной, мы спроектировали два патио с зимним садом: они освещают не только пространство у винтовой лестницы, но и зону бассейнов и джакузи. Можно привезти морскую воду и дорогое оборудование, но в подземелье будет неуютно. Мы решили эту проблему, и американцы одобрили нашу идею.
В историческом центре любое решение, которое увеличивает подземную площадь здания, может оказаться проблемным. В центре плотная сеть коммуникаций, среди которых бывают еще и секретные (не в нашем случае). Далеко не все из них можно перетрассировать. Но застройщики обычно играют вдолгую и не пытаются сэкономить в моменте.
У вас огромный опыт взаимодействия с международными бюро. Вы готовы делиться своим опытом с коллегами?
Конечно, я регулярно принимаю участие в профессиональных мероприятиях, даю комментарии крупным федеральным СМИ. Например, на вебинаре "Коллаборации и партнерства" в рамках выставки "Мосбилд" я рассказала, с какими вызовами приходится сталкиваться при работе с иностранцами, как преодолеть культурный и языковой барьеры и сделать такой опыт успешным. А на круглом столе, организованном Самарским филиалом Третьяковской галереи, мы обсудили с коллегами из разных городов роль женщин в архитектуре с учетом специфики профессии (физически тяжелая работа, холодные стройплощадки, опасные условия). Кроме того, я была членом жюри в конкурсных программах архитектурных фестивалей "Зодчество ВРН" и "Зодчество в Сибири".
Участие в таких мероприятиях очень важно для профессионального роста: общаться с коллегами, быть в курсе актуальных архитектурных тенденций и запросов рынка. Но главное – это возможность внести свой вклад в развитие индустрии.
Как вы видите будущее международного сотрудничества в России? Не боитесь, что в решении технических задач по адаптации проектов вашу работу заменит ИИ?
Искусственный интеллект уже здорово упрощает технические процессы, но разработка концепции всегда будет требовать человеческого участия. Пока существуют разные культуры, нужен посредник между ними. И даже если часть задач потеряет актуальность, неизбежно появятся новые ниши.
Сотрудничество с иностранными архитекторами обогащает обе стороны. Это не только обмен опытом, но и возможность создавать проекты, которые меняют облик города, становятся новыми точками притяжения. И роль посредников останется ключевой в этом процессе: ведь это позволяет учитывать контекст. Уверена, что и в будущем, несмотря на развитие технологий, эта роль останется важной: культурные и нормативные различия нуждаются в человеческой экспертизе.
