Бабушка Ганна из белорусской деревни Святиловичи собирается продавать корову.
– Мне 83 года, и сил совсем не осталось, – рассказывает Metro Ганна Фёдоровна. – А молоко от моей Рябухи продаётся очень дёшево, оно считается радиоактивным. Тридцать лет держалась, а теперь всё, не могу.

Святиловичи, где живёт Ганна Фёдоровна Артюшенко, находятся в Ветковском районе Гомельской области. После взрыва на Чернобыльской атомной электростанции село оказалось в зоне высокого радиоактивного загрязнения. В начале 90-х, через несколько лет после катастрофы, жителей стали расселять, людям предоставили квартиры в Гомеле. Из Святиловичей уехали почти все.

– У меня тоже квартира есть, – говорит бабушка Ганна. – Раз в месяц плачу за отопление и обслуживание. Она на десятом этаже. Это же почти на небе – как я там жить буду? И дом, хозяйство –на кого брошу? У меня ни мужа, ни детей, даже братьев и сестёр нет. Сил было много, мне ещё и шестидесяти тогда не исполнилось. Все уехали, а я осталась.  

Ещё молодая Ганна Фёдоровна не скучала. Вышивала скатерти и занавески, продавала их заезжим предпринимателям.  Держала свиней, кур, коров. Мясо, яйца и молоко сдавала государству. Получила удостоверение – как пострадавшая от радиации.

– Иногда меня спрашивают: а не страшно тебе, бабушка, было жить в заражённой зоне? А где она, ваша радиация? Запаха и вкуса нет, от неё не жарко и не холодно. Продукты принимали лет десять, никаких дозиметров с собой не привозили. Жила хорошо, грошей было как вошей. Автолавка приезжала, поликлиника в 15 километрах от села. Живи – не хочу!  Только иногда страшно было. По ночам стали волки к дому подходить, а в огород дикие кабаны повадились. Так я что придумала: открывала форточку и дула в свисток. Звери разбегались в разные стороны!

Нам завидуют
Ветковский район Гомельской области, где находится село Святиловичи, практически весь считается зоной радиоактивного загрязнения. Тем не менее 15 лет назад жителям разрешили вернуться в некоторые сёла, в том числе и в Святиловичи.

– Я многодетная мать, старший сын уже взрослый, – объясняет жительница села Галина. – Когда разрешили вернуться, я с младшими переехала в свой дом. А сын как раз жениться собрался, остался в Гомеле. Квартиры, которые мы получили в областном центре, никто у нас не отнимал. Из-за этих квадратных метров нас, чернобыльцев, не любят, считают выскочками. У нас и квартиры в городе, и пенсии большие. Многие не понимают, почему нам платят «гробовые», а жителям областного центра – нет. Так научную литературу надо читать. Радиоактивное облако легло на Гомельскую область рваными пятнами, и мы оказались в центре одного из них.

Цезий в молоке
С возвращением жителей баба Ганна узнала, что такое цезий.
– Десять лет государство забирало у меня мясо и молоко, – говорит Ганна Фёдоровна. – А тут пришли люди в белых халатах, взяли молоко, мясо на анализ и потом выдали справку. Сказали, что больше забирать продукты не будут, что в молоке нашли радиоактивный цезий. Столько лет прожила, а такого слова ни разу не слышала! Я заплакала. Решила, что не буду больше пасти корову, стала держать её в хлеву и кормить сеном, которое покупала в другом районе. Снова приехала комиссия, взяли анализы. Радиация никуда не делась. Когда корова родила тёлку, всё молоко скормила ей. А куда его девать? Теперь продаю цыганам – они этого цезия не боятся, но скупают молоко за копейки. И корову хотят купить, и тёлку молодую. И меня к себе готовы забрать, чтобы приглядывать до смерти. Я им сказала, что живность продам, а сама пока не готова. Я хоть и старая, но понимаю, что не нужна им. А вот моя гомельская квартира на десятом этаже и хата  им пригодятся. Так пусть всё государству отойдёт, мне не жалко. Смерти не боюсь.  Даже съездила в райцентр и заказала себе фотографию на эмали, положила в хате на видное место. Если умру, кто мне, одинокой старой бабе, портрет на могилу закажет?

Как закалялась деревня. Эпидемии обходят зону отчуждения стороной

В селе Святиловичи до Чернобыльской катастрофы проживали две тысячи человек. Потом почти все уехали. Когда людям разрешили вернуться, деревня заполнилась на треть.

– До 1986 года у нас в классах было по 30 учеников, – вспоминает учительница начальных классов Нина Афанасьевна Кугленкова. – Сейчас по 7–10 детей.
У Нины Афанасьевны, как и у всех жителей Святиловичей, есть квартира в Гомеле, в ней живёт её взрослый сын.

– Сначала, как вернулась, боялась огород сажать, а потом все стали – и я тоже. Поэтому картошку едим свою. Есть в ней радионуклиды или нет, мы не проверяем. А вот в лес по грибы не ходим: за селом стоят запрещающие знаки. Лично я не столько радиации боюсь, сколько штрафов. Если поймают, придётся отдать десять базовых окладов, а это два миллиона (соответствует 6500 российским рублям. – Прим. ред.). Но некоторые собирают, а потом продают их в Гомеле. Конечно, все мы болеем – у кого сердце, у кого сосуды. Но знаете, что я заметила: этой зимой в областном центре была страшная эпидемия гриппа, а у нас ни один ребёнок не слёг, даже насморка не было. Как будто закалила их эта радиация.