Глава 16

– Привезли нам навозику?

Первым – вперёд дозорных – их встречал остриженный скуластый парняга со свёрнутыми ушами. Глаза его были прорезаны чуть наискось, но цвета были цементного, как небо. Кожанка на нём не сходилась, а через распахнутую рубаху из-промеж кудрей и синих рисунков с креста смотрел спокойно и уверенно довольно крупный Иисус.

Промеж ног у парня было надёжно зажато жестяное ведро, а через плечо висела сума, и он по этой суме похлопывал, чтобы она издавала соблазнительное позвякивание:

– Лучшую цену дам! – А звенело жиденько.

В прежние времена над этой станцией находился Рижский рынок, на всю Москву знаменитый дешёвыми розами. После того как завыли сирены, людям дали ещё семь минут, чтобы понять, поверить, нашарить документы и добежать до ближайшего спуска в метро. И ушлые цветочники, которым тут было всего два шага, набились внутрь первыми, локтями распихивая прочих гибнущих.

Когда встал вопрос, чем жить под землёй, они открыли герметические двери, растолкали навалившиеся снаружи тела и вернулись на свой рынок за розами и тюльпанами; те пожухли уже, но для гербария были пригодны вполне. И обитатели Рижской долго ещё торговали засушенными цветами. Цветы были подпорчены плесенью и фонили, но люди брали их всё равно: ничего лучше в метро всё равно не найти. Ведь им надо было и любить дальше, и скорбеть; а как это делать без цветов?

На сушёных розах, на памяти о ещё вроде только вчерашнем и уже бесповоротно сгинувшем счастье – Рижская расправила крылья. Но новых цветов растить под землёй было нельзя: цветы не грибы, не люди, им солнце подавай. А рынок над станцией, хоть и казался неисчерпаемым, иссяк.

Кризис случился.

Рижанам, привыкшим уже к красивой жизни, полагалось бы перейти на урезанный рацион и вообще жрать крыс, как прочим бедолагам на обыкновенных и ничем не благословленных станциях. Но деловая хватка их спасла.

Поразмыслили над возможностями, оценили преимущества своего расположения и предложили северным соседям сделку: выкупать излишки свиного навоза, чтобы дальше уже самим торговать им, сбывая как удобрение всем тем станциям, которые культивировали шампиньоны. На ВДНХ предложение приняли: этого-то добра там имелось в избытке.

И Рижская, угасающая уже, посеревшая от подступающей нищеты, обрела второе дыхание.

Новый товар пах, конечно, не так, зато был надёжней. А в нынешнюю трудную эпоху выбирать не приходилось.

– Ребят, вы что, пустые? – разочаровался в гостях стриженый парень, коротко втягивая носом воздух.

Тут подлетели, чуть припоздав, другие такие же с вёдрами – гурьбой, наперебой выкрикивая:

– Навоза!

– Навозика нету? Хорошие деньги!

– Пульку за кило дам!

Платили тут, как и везде в метро, патронами от «калаша», единственной теперь твёрдой валютой. Рубли ещё в самом начале потеряли смысл: чем их подкрепить в мире, где честное слово ничего не стоит и государства нет? То ли дело – патроны.

Купюры давно в папиросы скрутили и скурили; крупные ценились больше мелких – они почище были, углились чище и смолили не так. Монетами играли дети победней, кому гильз не досталось. А настоящая цена у всего теперь была – в пульках, как любовно звали патроны.

Патрон за кило на Рижской – а где-нибудь на Севастопольской это кило все три стоит. Не каждый этим делом, конечно, заниматься станет. Ничего – конкуренции меньше.

– Слышь, Лёх, отвали! Я первый тут уапше! – смуглый вертлявый усач толкнул татуированного парня в Христа; тот окрысился, но отступил.

– Ты куда вылез, ё? Думаешь, в туннеле встретишь их – весь навоз твой? – подскочил другой, сизощёкий и лысый.

– Гля, чё салага вытворяет!

– Ладно, мужики, вы чё... Они порожние всё равно!

– Дай проверю!

Нюх стриженого Лёху с крестом не подвёл. Котангенс ничего не вёз.

Развёл руками добродушно, высадил Артёма с Гомером:

– Тут мои владения заканчиваются!

И укатил обратно в темноту, насвистывая что-то невыносимое.

Дозор дежурно, по мере необходимости ознакомился с гостями и пропустил; поналетевшие торговцы рассосались. Остался только самый первый – Лёха. Видно, самый голодный.

– Может, экскурсию, ребят? У нас туристам есть на что взглянуть. Поезд когда в последний раз видели? Гостиница у нас в нём. Номера – шик! C электричеством. В коридоре. Скидку пробью.
Я тут всё как свои пять пальцев, – по-хорошему объяснил Артём и двинул вперёд; Гомер пошаркал за ним.