Кризис уже начался, и соотечественников было немного. Примечательной оказалась одна пара. Назовём их Дама и Тётушка. Обе – дородные женщины к шестидесяти, связанные, я так понял, давней дружбой. Дама завсегдатай подобных мест, а Тётушка – впервые. Думаю, что она была приглашена на море приятельницей.

Обе добродушные, спокойные, похожие даже чертами лица, но всё-таки разные. Тётушка напомнила мне бабушку из советских детских фильмов. Ласковые глаза, мягкие руки, немного утиная походка. Органичнее всего она выглядела бы с тарелкой манной каши в руках или со школьным ранцем, собранным для внука. Ну а дама... Что тут скажешь, российская Брижит Бардо.

И вот завтрак. Мы за соседними столиками. Они обсуждают фрукты и гостей. Недалеко сидит пара... Ну этих... Ну как бы повежливее... Ну тех, чьи сердца один бывший российский священник настоятельно рекомендовал сжигать. Выглядят обычными мужиками, без всякого вычурного изыска. На улице встретишь поодиночке и не подумаешь плохого.

Тётушка смотрит на них, любуется, и видно, как воспоминания юности катятся волной по её светлому лицу:

– Танечка, какие красивые мужчины вон там сидят. Одиноко им, наверное, здесь, девушки-то все с парами.

– Люсь, ты чего?! Им не одиноко, за руки вчера держались в баре, – со знанием жизни ответила Дама.

Я ожидал от Тётушки какой угодно реакции: презрения, удивления, брезгливости, возмущения, равнодушия – но...

Лицо её залило сочувствие, как будто внучок заболел сильно или его выгнали из школы. Она тепло посмотрела на вполне счастливых гейропейцев и со всей безысходной славянской тоской в голосе произнесла:

– Горе-то какое...

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции.