Юрий Быков, несмотря на свой довольно юный для режиссера возраст (Юрию всего 31 год) снял уже несколько достойных работ, отмеченных наградами российских кинофестивалей. Это и короткометражка «Начальник», за которую в 2009 году Юрий получил приз на «Кинотавре», и фильм «Жить» (просьба не путать с одноименной картиной Василия Сигарева, между прочим, снятой позже), отмеченный несколькими наградами (фестивали «Золотой Феникс» и «Амурская осень»). Премьера нового фильма режиссера, «Майор», состоится 8 августа.
— Юрий, в чем заключена основная мысль вашей картины?
— Во всех своих работах я стараюсь рассказывать как можно более реальные истории о людях, которые живут чуть подальше от Москвы и пытаются остаться людьми в довольно сложных жизненных ситуациях. Меня спрашивают про главного героя «Майора» Сергея Соболева — как он будет жить дальше? А я отвечаю — нормально будет жить! Приедет домой, поцелует детей, поест, ляжет спать с женой. Человек не живет в депрессии, человек живет в преодолении этой депрессии. Люди же эгоисты. Они не хотят чувствовать себя виноватыми, чувствовать ответственность за что-либо.
— Получается, «Майор» — очередная российская картина с непростым финалом. И многие зрители опять вздохнут: «Когда же вы, наконец, покажете доброе и светлое? Дадите надежду? Достали со своим депрессивным взглядом на действительность!».
— Если мы говорим о таком человеке, как майор Соболев, то в этом случае не может быть никакого хэппи-энда. Майор — не плохой и не хороший, он нормальный мужик, для которого, прежде всего, важна его семья. Зачем я буду выводить из него Илью Муромца, этакого железного человека? Это глупо. Не об этом картина. Я как-то спрашивал у одной женщины ее мнение по поводу моего фильма «Жить». И она сказала: «Ты знаешь, несмотря на то, что Толик такой старый и толстый, я вышла бы за него замуж». «Почему?» — удивился я. «Он такой молодец, прежде всего, думает о семье». И меня осенило — нормальная баба всегда хочет, чтобы мужик думал, прежде всего, о ней. И какой нормальный мужик придет домой и скажет: «Дорогая, у меня долг перед государством — я должен сесть в тюрьму. Сяду лет на 10, скажи детям, что я очень честный человек». А жена в это время что? Будет в тоске сидеть и вышивать за 2 копейки? Так не бывает. Особенно в нашей стране. Мы сейчас постепенно все-таки пришли к тому, что бога нет, гражданского долга тоже. Есть только мы сами. И это плохо с точки зрения социальной организации. Семейные ценности разваливают страну — разваливают любую большую организацию людей. Об этом, кстати говоря, и фильм «Крестный отец», который я очень люблю.
— Вас можно понять. Впрочем, зрителей тоже. Им хочется надежды…
— Зачем им моя надежда? Людям нужен кусок хлеба и зарплата побольше! Однако, если они придут на эту картину… Когда я снимал «Майора», я хотел, чтобы люди посмотрели фильм и поняли, как страшно жить. Другой вопрос, что в современном российском кино накопилось определенное количество картин, которые с негативным уклоном рассказывают о современной действительности. Я бы все-таки немножко разделил: есть авторские картины, в которых о реальности рассказано жестоко, жестко, но при этом еще и либо очень инфантильно, либо мизантропически, либо нагружено. В «Майоре» не так. Это вообще фильм, сделанный по-взрослому.
— Вот вы со своим «Майором» принимали участие в Каннском кинофестивале, в Шанхайском кинофестивале, были на «Кинотавре». Наверняка сами посмотрели некоторые фильмы. И как вам тенденции современного кино?
— К примеру, в Каннах я сходил на три картины — на Содерберга, на Кешиша и на Джанкэ. У Кешиша девчонки играют хорошо — ничего не скажешь. Хотя порноролик я могу и на Ютубе посмотреть. Я утрирую, конечно, но, так или иначе, картина живая. Но если говорить о проблематике, которая в ней поднимается, я смотрел и думал: «Епрст, ребята, вас никогда не били». Как я, человек, который промозглой осенью ночью с родителями воровал капусту с полей, стараясь при этом, чтобы милиция нас не обнаружила; как я могу принимать такое кино? То есть я, конечно, понимаю, что это, возможно, их реальная проблематика, но она не моя. Да, я, безусловно, понимаю, почему они снимают об этом. Но когда у меня страна разваливается на глазах, когда я приезжаю в Новомичуринск, где я родился, и слышу историю о том, что главврач уволил из скорой женщину, за то, что она привезла в больницу бомжа… Он сказал: «Мы бомжей не лечим, увольняйся». А у нее и выхода-то не было, даже если убрать все гуманистические моменты — поступил вызов, приехала милиция… А в больнице его загрузили обратно в машину, отвезли несколько несколько сотен метров, бросили в снег и дальше поехали. Или когда я приезжаю на свою родину и вижу платежку за коммунальные услуги, при этом нужно сказать, что у меня мать работает в роддоме с зарплатой 4 тысячи в месяц… Когда в нашей стране такое количество проблем, мне трудно смотреть фестивальное тонкое кино о лесбийских тяготах. И при просмотре этих работ я ловлю себя на мысли: «Как хорошо, что у вас такие проблемы». И у меня возникает ощущение бессмысленности происходящего. Кстати, примерно то же самое я могу сказать и о современном российском кино. Как-то уходит страсть, интерес к проблемам насущным. А приходит, как я его называю, хипстерский постмодернизм. Все такие немножко тонкие, немножко с бородами. Размышляют: «Пойду посижу в кафе, подумаю, почему у меня так странно на душе». Люди оторваны от земли. И таких все больше и больше. Опасная тенденция уже есть. Да, у того же Тарковского есть неоднозначный фильм «Жертвоприношение», но ведь когда-то он начинал с «Андрея Рублева». И этот фильм корневой. При том, что в картине присутствуют субъективные интонации, личные ощущения, режиссер отталкивался от корневых понятий. Сейчас этого практически не осталось.
— Чего не хватает современному кино, на ваш взгляд?
— Лично мне кажется, что в контексте современности гениев уже достаточно. А не хватает сейчас людей, которые хотят делать хорошее традиционное внятное кино. Кстати, я и «Майор» считаю таким. Этот фильм на самом деле вовсе не фестивальный. Ведь фестиваль — площадка для экспериментального кино.
— Зачем же вы представили фильм на нескольких фестивалях?
— Мне звонили и говорили, что картину отобрали. Зачем же мне дурака валять? Куда берут, туда и едем.
— Юрий, расскажите, над чем вы работаете сейчас? Наверняка, зрителей впереди ждут еще картины?
— Меня всегда интересовал некий герой, который активно действует в ситуации сознательного демонтажа Российской Федерации. Грубо говоря, когда страна разваливается на запчасти, есть некий человек, которому не все равно. И он пытается сопротивляться окружающим обстоятельствам. Кстати, в следующей своей картине я сделаю так, что мой главный герой добьется того, к чему стремился. Фильм этот будет называться «Дурак». Выпущу я его года через полтора. Это очень простая история. Если «Майор» — история про ментов, то эта будет про ЖКХ. Не секрет, что сегодня весь жилой фонд, построенный при Хрущеве, разваливается. В Москве, может быть, как-то этот вопрос решат, а вот в провинции людям жить просто негде. Даже если что-то и строят, то продавать будут за большие деньги — не с их зарплатами об этом думать. И люди продолжают жить в домах, которые могут в любой момент похоронить их под собой. Моя следующая история будет о том, как некий обыкновенный парень, бригадир выезжает сверхурочно на вызов и понимает, что один из таких домов вот-вот рухнет. И под завалами погибнет порядка 800 человек. Тогда он пытается расшевелить это осиное гнездо — мэрию города N…
— Наконец-то у вас появляется абсолютно положительный герой!
— Мы потому и называем фильм «Дурак», что все считаю нашего героя этаким Иванушкой-дурачком. При этом пытаемся показать, что этот юродивый все-таки может справиться с конкретно взятой ситуацией.
— Неужели это будет сказка?
— Нет. Это будет достаточно жесткая история, но действительно сказка в смысле, что таких людей уже практически не осталось. И даже если они есть, их настолько мало, что они уже ничего не изменят. А еще я прошу не путать — эта история не о том, что мы возлагаем на этого человека какие-то надежды и дарим надежду зрителю. По крайней мере, мы попытаемся показать своим фильмом совсем другое.
