"Мы из Тулы. Тулу фашистам не сдали, а Берлин взяли", – написал на Рейхстаге Корнеев Василий Егорович, комсорг и старший лейтенант 120- й гвардейской Рогачевской Краснознаменной дивизии. Он прошёл боевой путь от Тулы до Берлина и пронёс свою любовь к однокласснице Наде Журавкиной через 4 года разлуки. Василий и Надежда – мои прадедушка и прабабушка, но я их всегда называла бабушкой и дедушкой.
Они жили по соседству, ходили в районную Стрикинскую школу, вместе играли в школьном оркестре – он на мандолине, а она на гитаре. Были заняты в одних и тех же спектаклях, пели одни и те же песни. Но их, как и многих других, разлучила война. Весь Арсеньевский район оккупировали немцы – дом Василия заняли фашисты. Семья прятала его в сарае, переодев в женскую одежду и измазав лицо сажей, чтобы не расстреляли. Немцы очень боялись партизан и уничтожали из автомата всех, кому было примерно 17–18 лет или хоть как-то похожих на молоденьких солдат, прямо на месте.
Бабушка ушла на фронт добровольцем ещё в 1941 году, а дедушку "не пустили" из-за возраста – он был на год младше. Как только немцев откинули от Тулы, он снова пришел на призывной пункт, приписал себе недостающий год и добился своего. В апреле 1942-го Василий и Надежда успели попрощаться: стояли на мосту над покрытой льдом рекой и смотрели друг другу в глаза. "Жди", – последнее, что сказал дедушка, перед тем как расстаться. В мае его призвали.
Девочка-прожектористка
Бабушка никогда не рассказывала мне о войне. Я понимаю почему – судя по той единственной истории, которая сохранилась в памяти нашей семьи, ей было безумно тяжело. В 41-м она уже защищала Москву, будучи рядовой зенитного полка, а в 42-м стала связисткой прожекторного батальона. Однажды ей пришлось спасаться не от немецкой пули, а от клыков зверя. Надежда устраняла разрыв на линии, зацепившись, как кошка, за столб. И не успела "шагнуть" вниз, как заметила на земле два горящих глаза и свой автомат рядом с ними. Надя не помнила, сколько часов "играла в гляделки" с "недоброжелателем". Как только послышались голоса её подруг, волк тут же исчез. С тех пор оружие всегда было при ней, а ещё "треугольнички" – письма от любимого в нагрудном кармашке. Эти весточки в "девичьем полку" читали вслух, казалось, слова Василия обращены не только к Надежде, но и к каждой девочке-прожектористке.
Она хранила письма всю жизнь, часть отдала в архив Арсеньевского музея, а что-то оставила у себя. Музей письма потерял при переезде, а те, что были у нее, выцвели так, что было невозможно разобрать ни одной буквы.
Первое боевое задание
Молодой лейтенант. Фото сделано в Кенигсберге. Дедушка получил орден Красной Звезды за храбрость и отвагу, проявленную при штурме Кенигсберга. На тот момент ему был всего 21 год.
из личного архива автора
Фото:
Дедушка говорил о войне часто – считал это своим долгом: в интервью журналистам, сотрудникам музеев, школьникам... И мне, маленькой. Я расскажу о том, что запомнилось мне больше всего. Как-то раз в его батальоне собрали лучших стрелков, и дедушку тоже.
– Немецкий снайпер не дает житья, – сказал офицер. – Сейчас я проведу занятие по правилам стрельбы из снайперской винтовки, затем по очереди будете выходить на задание. Надо и у фрицев пощекотать нервы да поскорее убрать их стрелка. Он, видно, опытный вояка, из простой винтовки снять его не удалось...
Первый выход Василия "на охоту" не увенчался успехом. Целый день не шелохнувшись лежал на снегу, но на мушку так никого и не поймал. Но зато присмотрел более выгодную позицию.
На следующую ночь младший сержант оборудовал себе основное и запасное места для стрельбы, за день сделал два выстрела – по всем приметам успешных. И в последующие дни несколько раз нажимал на спусковой крючок. Немцам, видимо, это надоело. Следующий выход – через прицел Василий долго наблюдал за траншеей противника, выискивая снайпера, решил ненадолго повернуться на бок, чтобы отдохнули глаза. Только сдвинулся с места, как рядом цокнула пуля: фашистский стрелок выследил его. Нужно срочно менять позицию. Началась взаимная охота. У Василия оказалось больше выдержки и умения маскироваться – в какой-то момент противник допустил неосторожность и попал в прицел. После возвращения с задания сослуживцы встретили сержанта теплыми объятиями.
Захват языка
Фото сделано сразу после войны. Дедушка продолжал служить – ему поручили перегнать на восток с тремя автоматчиками стадо коров, угнанных фрицами.
фото из личного архива автора
Фото:
Бои под Орлом шли очень напряженно – разведчики никак не могли взять пленного, чтобы раздобыть ценные сведения. В условиях тотальной обоюдной слежки и шквала ураганного огня решено было провести операцию по захвату языка.
– Старшина Лобода, которому командир дивизии поручил сформировать группу для захвата языка, включил в неё и меня. Операция очень ответственная и опасная, – рассказывал дедушка. – Передовая врага находилась под круглосуточным наблюдением, и наконец разведчики заметили гитлеровца, который ночью примерно в одно и то же время ходил к Оке за водой. Его и решили захватить.
Старшина разделил бойцов на две группы: одна – для захвата, другая – для прикрытия. После возвращения саперов, сделавших ночью проход на нейтральной полосе, по их следам отправились и мы. В маскхалатах ползли по снегу, потом по льду Оки. Старались не шуметь – каждое движение могло стать роковым.
Группа терпеливо ожидала фашиста. Наконец он появился, гремя котелками, уже начал зачерпывать воду, как Лобода оглушил его прикладом автомата.
Василий прикрывал отход группы, каждый из 8 человек отползал по очереди. Операция прошла успешно, язык дал ценные показания. Всех участников захвата поощрили. Тогда дедушка получил свою первую боевую награду – медаль "За отвагу", стал сержантом, помощником командира взвода.
Первое ранение
Санитарки, спасшие жизнь. Слева Пана Сазыкина. Она вытащила дедушку, раненого и контуженого, из боя в феврале 1943 года. Нина Кокорина, стоящая справа, спасла его в апреле 1945 г. из-под рухнувшей стены во время боя в Кенигсберге. Посередине сидит начальник политотдела 120-й дивизии.
из личного архива автора
Фото:
Сколько бы дедушка ни рассказывал о войне, он всегда возвращался к одному бою, самому страшному за все военные годы. Произошёл он во время сражений на Орловско-Курской дуге.
Его батальон должен был взять деревню Городище, ее называли "крепостью" – настолько хорошо она была укреплена. Штурмовать ее сперва приказали 116-й отдельной морской стрелковой бригаде.
– И с песней "Раскинулось море широко" двинулись на врага две тысячи ребят... Беспримерный героизм, который ничем не закончился. Большую часть расстреляли из пулеметов в упор у меня на глазах. Всех уложили. Думали их отвагой, мужеством припугнуть, но не получилось. Они же вышли без всего почти, им приказали штурмовать без поддержки артиллерии, танков... – вспоминал дедушка.
Следующие атаки уже предварялись мощными артиллерийскими обстрелами и ударами авиации. В одну из них повел свой взвод и сержант Василий Корнеев. Ворвавшись в траншею врага, он забросал гранатами пулемётное гнездо, облегчив выполнение боевой задачи соседней роте.
– Меня посекло осколками мины, но с перевязанной головой и ногой продолжал бежать в цепи атакующих, почти 7 километров через укрепления врага. Потом по пал под минометный огонь и был тяжело контужен, повторно ранен в ногу, потерял сознание, – рассказывал дедушка.
7 дней он не говорил и не слышал. После лечения в госпитале вернулся на передовую и тут же получил новую должность – комсорг батальона – и звание младшего лейтенанта.
Автограф на Рейхстаге
Дедушка не участвовал в боях за Берлин – его батальон с боями подошел к столице Германии, когда немцы уже капитулировали.
– В ночь с 1 на 2 мая мы ночевали в домах на южной окраине столицы Германии. Очень хотелось посмотреть на Рейхстаг, ведь и мы внесли свою лепту в разгром Берлинской группировки войск. Командир полка отобрал пять офицеров и солдат, дал машину, чтобы съездить в центр. В эту группу попал и я, – вспоминал дедушка.
В городе царил хаос – повсюду развалины, разбитая техника, неубранные трупы, испуганные голодные ребятишки выстраивались у солдатских кухонь. А на Рейхстаге виднелось Красное Знамя. Солдаты по очереди давали залпы – выстрелы сливались с тысячами других, превращаясь в салют.
– Мы подобрались к Рейхстагу, и я нацарапал на нём: "Мы из Тулы. Тулу фашистам не сдали, а Берлин взяли". Затем вернулись в полк.
7 мая в 23 часа дивизия дедушки последними залпами закончила боевой путь на берегу Эльбы. Но завершить рассказ о дедушке я хотела бы ещё одной историей, которую я в детстве воспринимала как сказку.
Верблюд Кузнечик
Этого верблюда солдаты подобрали раненым под Сталинградом и назвали Кузнечиком, почему – непонятно. Горбатый "воин" прошёл с дивизией до Восточной Пруссии, был девять раз ранен. В бездорожье таскал пушки и снаряды, всегда сам укрывался от огня артиллерии. Погиб Кузнечик от авиабомбы в самом конце войны. Военный корреспондент и писатель Михаил Ингор, прошедший войну вместе со 120-й гвардейской дивизией, даже посвятил ему стихотворение. Я рассказывала его на всех домашних праздниках.
Стихотворение, посвященное верблюду Кузнечику
Был незнаком ни с робостью, ни с ленью,
Хотя на марше обожал привал.
Жевал он жвачку по обыкновенью
И на фашистов яростно плевал.
Таскал он пушки, подвозил снаряды,
С походной кухней сквозь огонь спешил.
Был ранен первый раз под Сталинградом,
Под Минском два осколка получил.
Он замещал машину, лошадь, трактор,
Тащил, работал, не жалея сил.
Сам генерал Леонтий Гуртьев как-то
Его фронтовиком провозгласил.
Он был в сраженьях с нами повсеместно,
Мы вместе с ним входили в города.
Кузнечик стал легендой, а известно –
Легенды остаются навсегда.
Михаил Ингор
военный корреспондент, писатель
