Рок-музыкант Илья Чёрт, лидер группы "Пилот" в редакции Metro-Петербург рассказал о моменте, перевернувшем его жизнь, о том, благодаря чему группа "Пилот" уже 22 года продолжает придумывать что-то новое, и дал ценный совет начинающим исполнителям
– Расскажите о секретном концерте...
– В отличие от короля Франции, я новости узнаю последним. Поэтому и о концерте узнал последним. Мы очень давно дружим семьями с "Нашим радио", и это они задумали такой концерт. Зная, что я уже лет 20 играю квартирники и стараюсь сохранить эту традицию. Мне всегда нравилось это наблюдать – я смотрел документальные съёмки, где играют Высоцкий, Окуджава, Галич, эти потрясающие посиделки. Они чуть-чуть видоизменились: у нас на квартирниках люди не пьют вино из горла, не дымят Беломором. У нас всё более цивилизованно происходит. Тем не менее, всё остаётся так же: жилая квартира в жилом доме, кухня, хозяева – всё настоящее. Это принципиальный для меня вопрос. Люди сидят на полу, ты сидишь на стуле. Я знаю, что Диана в своё время тоже играла, так что она прекрасно справится. Вот мы и решили такую историю замутить, тем более что с Дианой мы знакомы почти 20 лет.
– Что будет в программе?
– На концерте сначала Диана поиграет часик, потом мы сделаем какое-нибудь чаепитие – по крайней мере, я так предлагал, у нас есть такая традиция. На квартирниках я играю первое отделение марлезонского балета, потом мы делаем 15-20 минут чаепитие с печенюшками, пряниками и так далее, тем более, даже слушатели приносят домашние заготовки. Это всё весело происходит на кухне, а потом начинается второе отделение. Квартирник – это не просто концерт, это театральное действо. Я не очень люблю слово "стендап", но не могу русский аналог подобрать. Это такой моноспектакль. По ходу идёт очень много историй и разговоров между песнями. Зачастую, у меня песен на полтора часа исполнения, а квартирник идёт 4 с половиной часа. Всё остальное время мы бла-бла-бла-бла-бла со зрителями. Рассказываем всякие анекдоты, истории из жизни музыкантов. Иногда зрители даже залезают на стул и читают свои стихи, как в детстве. С единственным условие: стихи должны быть собственного сочинения.
– А вы будете петь дуэтом?
– Вряд ли мы будем вместе что-то исполнять: я не очень знаком с творчеством Дианы. Раньше мы часто пересекались на фестивалях, когда они ещё были со Светой вместе. Мы одного поля ягоды, одного статуса артисты. Ранние альбомы я конечно знаю очень хорошо. А последнее творчество оно, как мне кажется, больше для девочек. Все эти эмоциональные, чувственные переживания, очень органично смотрятся у неё, но я более лесной, таёжный мужик, и мне более близки суровые барды, "кругом тайга и бурые медведи".
– И "Пилот", и "Ночные Снайперы" в своё время потеряли скрипачек. Как играть те же песни без них?
– Сложно. Иногда даже жалею, что скрипача у нас нет до сих пор. Просто у нас очень полифоническая музыка, много инструментов используется. Но у нас не то финансовое положение: нам не рентабельно держать музыканта, который за концерт выходит на 5-6 песен из 25. И смысл его возить с собой по гастролям? Это серьёзный вес. Сейчас технологии позволяют всё забить в клавиши, в плейбек. И даже скрипку мы заменили на клаившные аналоги: можно найти сейчас такие сэмплы, например какой-нибудь европейский симфонический оркестр исполняет твою партию своими звуками, сейчас такое можно сделать. Поэтому сейчас у нас все партии, которые Маша играла, исполняет Австралийский оркестр. А так, конечно, скрипка даёт свой характер.
– В своей книге вы предложили "зашнуровать перчатки потуже". Рок так близок к боксу?
– Я стараюсь в людях воспитывать бойцовский дух. Мне этим нравится коллектив FPG – они этим и занимаются, воспитывают в слушателях бойцовский дух. Бойцовская подготовка характера – это не ринг, это не умение махать кулаками, это характер. И неважно, женщина ты или мужчина: нужно по жизни просто держать удар, обладать тактикой и стратегией, сохранять спокойствие в тяжёлых ситуациях, и так далее. Это сказывается в любой деятельности, тем более – на сцене. Моя жена – психотерапевт – нас, артистов, называет "ТДОшники", люди тонкой душевной организации. Это правда, я по себе знаю: очень настала, у меня хвост упал и вся скорбь еврейского народа во мне скопилась. Лежишь на кровати и думаешь: "Зачем вставать? Всё равно все умрём". У нас гормональный фон скачет много раз за день, поэтому надо приучиться держать себя в самоконтроле, потому что независимо от своего настроения надо выйти на сцену и дать людям энергию: они пришли за ней. Ты же не к психологу пришёл на кушетку. Что бы ни случилось, даже при смерти, ты должен выйти на сцену и улыбаться.
– Вас зовут выступить в Новосибирске. Поедете?
– Мы люди армейские: нам как директор приказал, мы поехали, даже если не хотим. У нас как субординация на корабле, и у каждого своя зона ответственности. Мы не имеем права по трудовому договору перечить директору, где нужно играть, а где нет. Когда мы против выступления на какой-то площадке, мы можем попытаться его уговорить, сказать: "А может не надо?" – на что он может ответить: "Надо, Федя, надо". А иногда наоборот, я годами его упрашиваю сыграть на какой-то площадке, а он говорит решительное "нет".
– В какой момент вы стали так разумно и критично подходить в рок-музыке и шоу-бизнесу?
– Когда дети родились. Показательна история с Чижом. Я всегда был против, когда люди кричат из зала: "Сыграй ту песню!" Чувствуешь себя как в кабаке. Серёжу Чигракова однажды спросили: "Где вам больше нравится играть: на больших стадионах и на маленьких уютных квартирничках?" А Серёжа сказал: "Вы знаете, у меня шестеро детей, поэтому я играю везде". Когда у меня родилась доченька, я понял, что готов играть везде, потому что у меня появилась полная осмысленность в жизни. Я когда доченьке впервые в глаза посмотрел, у меня в долю секунды всё перевернулось. Только глянул, она тоже открыла глаза, и я понял, моя жизнь закончилась. Теперь я буду жить ради этого человека, и всё.
– Чем шоу-бизнес в России отличается от шоу-бизнеса в мире?
– В мире шоу-бизнес, а у нас советская самодеятельность. На жигулях не обгонишь БМВ, как ты ни старайся. Шоу-бизнесом в нашей стране занимается от силы 7-8 рок-коллективов, и то некоторые с натяжкой можно называть рок-музыкой. Это скорее качественная поп-музыка. И то, даже эти артисты зачастую не могут себе позволить возить фурами аппарат, ездить между городами в двухэтажных неопланах, оборудованных душем и спальными местами. У нас нет шоу-бизнеса. У нас всего 30 городов, где можно играть. А у мировых артистов рынок – целый мир. Плюс, рок-музыка во всём мире – это мейнстрим. На "Раммштайн" идёт обычная семья: домохозяйка-мама, папа-дальнобойщик и пятеро детей. Они идут на "Раммштайн" как у нас идут на Таню Буланову. "Металлика" для всего мира – это Филипп Киркоров. А у нас в стране больше половины мужского населения сидело в тюрьмах. Какая рок-музыка?
– Много ли тех, кто откроет вашу книгу и начнёт делать качественный рок?
– На удивление, у нас просто тьма молодых артистов, причём среди них есть очень приличные. В этом году в Кировске мурманской области был фестиваль молодых групп, и я сидел в жюри. За сутки я прослушал примерно 60 групп только с их края, из Мурманская, Кировска и Апатитов. Из них десяток – хоть сейчас выпускай на стадион. Очень серьёзная музыка, очень хорошо сыграна, потрясающе спета. Но, увы, рок музыка у нас – это музыка для избранных. А тридцать лет назад было ещё веселей: рок-музыка была интеллектуальной. Это сейчас она приближается к кабаку: девочки на шесте, свадьбы-похороны-дни рожденья. Вменяемых артистов, которые несли бы что-то осмысленное, почти не осталось. А у нас люди книг не читают, кино нормальное не смотрят: зачем им слушать серьёзную музыку? Я понимаю, когда дети ходят на Джокера, Бэтмана, и так далее. А сейчас люди 40-50 лет идут и смотрят это фуфло для детей. Я хорошо отношусь к развлекательным группам, но мне кажется, на две развлекательных должна быть хотя бы одна, несущая что-то вменяемое. А у нас это к сожалению не треть, а из 20 групп одна.
– Готовы ли люди воспринимать серьёзные песни?
– У нас в песне "Пандора" есть слова про 30 монет серебра. Журналист спрашивает, о чём песня? Я говорю, что об искушениях – там же есть слова про 30 монет серебра. "В смысле? А что это?" – спрашивает журналистка. Я говорю: "Ну, тридцать серебряников…" Она: "Не понимаю, что это?" Я просто встаю и говорю: "Спасибо, интервью закончено". А о чём мне с ней разговаривать? Возьми банан, лезь обратно на пальму. Я не обиделся, просто с ребёнком надо разговаривать на другие темы. Люди не понимают, о чём песня, потому что не понимают, о чём речь, своих традиций не знают. Играем песню про дурачка: "...ходит дурачок с ложкой в сапоге, ищет дурачок себе оправдание". Мне кажется, это настолько наглядно, а люди не понимают, о чём речь. А за этой фразой лежит целая песня Егора Летова.
– Какие песни из вашего последнего альбома вам нравятся больше всего?
– Мне нравятся странные наши песни, те, которые другие не очень воспринимают. Мне нравится песня "Сайга". У нас всегда так происходит: самые любимые песни – не хиты. Просто я знаю, что в них заложено. Они для меня важны. И "Выживший". Теперь меня друзья так и называют, клика сменилась. При этом, фильм я не смотрел.
– 15 лет назад у вас вышел альбом крайне жёсткий альбом "Рыба, крот и свинья". Остался ли он актуальным до сих пор?
– К сожалению, альбом "Рыба, крот и свинья" стал даже более актуальным. Когда в 2003 году я записывал песню "Терроризм" я понятия не имел, что у нас везде будут взрывы, будут реальные террористы: песня-то про отношения личности и социума. Она рассказывает о причинах, которые приводят к терроризму и прослеживаются в духовной жизни человека. То же самое с песней "Королевство". Она была написана очень эфемерно, а мне говорят: "Ты такую песню про Россию написал!" – а она не про Россию, она про внутреннее королевство, гражданином которого ты становишься.
– В своей книге вы пишете, что у музыкантов обязательно есть цель. Какая она у вас?
– Есть продолжатели традиций пилигримов. Люди шли из села в село и через причти и баллады пели о том, что происходит в стране, в мире, в соседней деревне. Они слагали об этом песни. То есть были новости или какое-то знание, учили людей мудрости. Я считаю, как раз это называется искусством. Как сказал Островский, "искусство – это творчество, призванное пробуждать в людях совесть". Оно не должно давать им оскотиниваться. К сожалению, таких артистов очень мало. Развлекательное тоже надо иногда, но не все должны быть такими. Если все будут только развлекать, то люди превратятся в шутов и девочек на шесте.
– А какое кино вы смотрите?
– Сейчас я смотрю, преимущественно, российское кино. Никогда не думал, что у меня вернётся любовь к нему. Посмотрел сейчас три сериала: "Полярный", "Дылды" и "Жуки". В дороге делать нечего, посмотрел. Я с удивлением остался под положительным впечатлением. Закончились похабные и пошлые шутки, которым наш кинематограф цвёл последние 15 лет. А тут смешно, пусть даже иногда не очень умно, но это не противно смотреть. Я могу своему ребёнку это поставить: там иногда очень даже по-умному шутят. Там даже сатира есть!
– А военные фильмы?
– Я с удовольствием смотрю военные фильмы, особенно – про Великую отечественную войну. Это вопрос реинкарнации. Просто я воевал, и хорошо помню это. Не за Советский союз. Я каждое девятое мая езжу в Кронштадт класть гвоздики на мемориал, где написана фамилия капитана, который меня грохнул 10 августа 41 года. Я очень хорошо помню свои прошлые жизни. Маленькими отрывками. Я долго собирал эту мозаику, я знаю, как меня звали, где служил, где погиб и кто меня бабахнул. Этому советскому капитану вожу гвоздики и говорю: "Спасибо, что ты меня в 41 угрохал, а то неизвестно, что бы я натворил". Меня звали Отто Никлиш, я служил на подводной лодке U-144, была потоплена при входе в Финский залив. Самое интересное, что мне Германия прислала документы относительно моих родных, даже вопросов не задали. Так что, у меня теперь паломничество намечается. Я знаю людей из прошлых жизней, с которыми мы знакомы теперь. 500 лет назад я был в Монголии, служил Тамерлану. Поэтому я ношу кольцо в ухе: я тогда имел право его носить, потому что был военачальником. Я знаю людей оттуда, они и сейчас мои друзья.
– У вас такие разные стили в песнях. Как вы выбираете тот или иной?
– Мы всю жизнь экспериментируем. Мы можем это позволить благодаря адекватности поклонников и слушателей: они дали нам свободу экспериментировать с музыкой. У нас 16 пластинок, и они все разные. От жесточайшего трэш-металла до фолка и авторской песни, где музыка ничем не отличается от Розенбаума и Митяева. Есть вообще босса-нова, джаз и так далее. Наши музыканты умеют играть всё. Поэтому каждую пластинку мы делаем как отдельное цельное произведение. Она посвящена какой-то теме, и музыка соответствует. То есть, если альбом посвящён агрессивное теме, то и музыка будет соответствующей. А если взять альбом "Уходящее лето" или "Детство" - это просто дворовые песни и джаз, босса-нова. Всё это слушают и не уходят, они привыкли от нас ожидать всего чего угодно. Они дали нам возможность быть непредсказуемыми. Мы в 15 году записывали фолковый альбом "Кукушка" о традициях древних. И там использовалось дикое количество интересных инструментов. Мы собирали его как магию: ладно домра или балалайка, но например варганы ручной работы, окарины или шаманские бубны – на всём этом мы записывали партии. Учились прямо на студии. По нескольку часов тратили на то, чтобы разобраться, как это всё делается, а потом реально на них играли. Во всех песнях звучит вот это всё. Например в песне "Кукушка" звучит колокольчик с шеи коровы, который я привёз из австрийских альп. Эти колокольчики остались со времён войны. Сплошная магия. Играла скрипачка из группы "Аквариум" – собирали альбом как шаманский продукт. Поэтому он и работает.
– А не думали самого Бориса Борисовича позвать?
– Есть люди, с которыми у нас настолько внутренний мир похож, что казалось бы мы могли стать лучшими друзьями. Есть о чём поговорить. Но судьба разводит. Такой человек, например, Саша Васильев. Мы репетировали со "Сплином" на одной репточке, но не сложилось. То же самое с БГ: говорят, что мы похожи, у нас полно общих друзей, с Дельфином такая же ситуация, или с Noize MC. Но не удаётся встретиться. Я считаю, что в очень хороших отношениях с Чижом: его дети приезжают ко мне, чтобы спросить, что делать с папой. С ДДТ-шниками очень дружим.
Давно дружу с Глебом Самойловым. Он носил мне апельсины в больницу. Это была страшная картина. Я очень сильно отравился, меня скорая увезла ночью в больницу. Звонит Миша Козырев, я говорю: "Не смогу прийти на эфир, потому что я в больнице". "О, – говорит, – а у меня тут братья Самойловы сидят. Что-нибудь привезти?" "Привезите, – говорю, – каких-нибудь фруктов и книжку, а то тут даже на отделении не с кем поговорить". И вот картина: коридор, медсёстры в ужасе жмутся по углам, потому что по коридору идут двое в чёрном, в чёрных очках, Вадик – с сеткой апельсинов, а Глеб идёт и несёт на груди толстенную книгу с огромной надписью: "История Апокалипсиса". Такие ангелы из ада. "Мы за ним, забирать". У них такой интеллект внутри и с духовностью там всё в порядке! Просто они терпеть не могу лживость и лицемерие, поэтому они мизантропы.
