"Спасти тигра": интервью с режиссёром и героем фильма

31 марта в 20:00 Discovery Channel представит российским зрителям новый документальный фильм "Спасти тигра", который расскажет о том, как отважные люди из России и Индии, рискуя жизнями и преодолевая опасности, пытаются защитить тигров. Режиссером проекта выступил обладатель премии "Оскар" Росс Кауфман, а одним из главных героев стал Павел Фоменко, руководитель отдела по сохранению редких видов Амурского филиала WWF России, который посвятил борьбе за сохранение тигров последние 20 лет своей жизни.

Мetro побеседовало с Россом и Павлом о проекте "Спасти тигра", самих полосатых хищниках, опасности, охоте и работе, которую они выполняют каждый день.

Почему именно Индия и Россия? У тигры есть и другие ареалы обитания.

Росс: в Индии и России две самые большие популяции тигров. Мы хотели рассказать не только историю о тех странах, которые успешно их восстанавливают, мы хотели рассказать о тех людях, которые делают эту работу.

Получается, в Индии и России худшая ситуация с тиграми?

Росс: нет, наоборот. Это как раз две самые большие популяции тигров, где люди работают очень хорошо.

Но можно ли сказать, что у нас ситуация сложная – работают хорошо, но тигров мало?

Павел: на самом деле в Индии и России предпринимается действительно много усилий по сохранению вида, и здесь есть что снимать. Есть люди, которые свою жизнь, свою судьбу посвящают сохранению природы. И, наверное, Росс хотел показать, что, несмотря на разницу между жаркой Индией и холодной Россией, между странами есть абсолютная параллель.

Задумка режиссера изначально такой и была?

Росс: частично. Сначала мы хотели снимать во множестве разных стран. Мы хотели взять Индию, Малайзию, Россию, Бутан и др. Но как режиссер я больше всего волновался насчет того, чтобы рассказать интересную историю. Потому что, если история увлекательная, фильм будет успешным, и таким образом будет привлечено внимание как к проблеме тигров, так и к тем людям, которые жертвуют собой для сохранения популяции. Моя главная задача – создать отличный фильм. Я не могу сказать, что мне всегда это удается, но я пытаюсь. Это моя работа.

Есть ли планы выдвинуть его на "Оскар"?

Росс: такая академическая награда, как "Оскар", очень престижна, но это не самоцель. Я уже получил один "Оскар", это большая честь, и я очень рад. Но фильм делается с другой целью. Я вообще не снимаю фильмы ради наград. В данном случае мы хотели привлечь внимание к ситуации с тиграми. Этот фильм благодаря Discovery Channel будет показан в 220 странах, так что мы донесем проблему до максимально широкой общественности.

Насколько вам близка охота?

Росс: Я никогда в жизни не охотился, но фильм об охотниках снимал. Я выяснил, что охота может быть очень красивой, если ею заниматься с уважением. Многие охотники, как я понял из общения с Павлом, знают, что именно необходимо делать для сохранения природы, и они это делают. И если говорить о фильме "Спасти тигра" – он рассказывает о таких же людях.

Павел: Росс – охотник. Охотник за душами. Его оружие – камера. Понимаете, его способ добывания душ не лимитируется законами. Только законами этики, хотя он, скорее всего, их нарушает, потому что главное – результат. Результат – вот этот фильм. Я тоже абсолютно согласен с Россом, что результат – это не "Оскар". Результат – души, которые он "убьет". И для нас это очень важно – сколько мы добудем душ, которые помогут нам сохранить природу для них же самих. А охота – это, знаете… Я очень надеюсь, что в ближайшее время мне удастся уговорить Росса снять следующий фильм именно об охоте. О настоящем человеческом занятии. Очень правильном, которое может быть абсолютно устойчивым. Это не нефть, которую выкачали из земли, оставили там дырку – и все, и забыли. Охота позволила людям стать теми, кто мы есть. Сейчас мы об этом забываем, а это неправильно.

Что нужно помнить охотнику, чтобы не стать браконьером?

Павел: вообще говоря, это тема дня на четыре. Поэтому отвечу очень вкратце – только охота сделала из меня человека, который по-настоящему болеет за дикую природу. Если бы я не был охотником, я бы не понимал те потери из-за наступления цивилизации, которые я вижу и с которыми я борюсь. Воюю вместе со своими тиграми. Они мои бойцы. Поэтому об охоте надо говорить осторожно, потому что, к сожалению, наша цивилизация это отвергает.

Давайте вернемся к фильму. Росс, были ли какие-то барьеры в общении с Павлом?

Росс: Юлия, жена Павла, помогала мне понять своего мужа, а также тех людей, которые участвовали в этом проекте. И это не были какие-то диалоги на камеру, это были диалоги без камеры. И самая важная работа делается не на камеру. Это кулуарная работа, когда формируешь отношения.

Можете ли вы вспомнить какую-то ситуацию, связанную с Павлом, которая произошла во время съемок и вас поразила?

Росс: сначала, когда мы пытались решить, кто будет в нашем фильме, мы узнали про Павла, мы узнали о той работе, которую проводит здесь WWF. Не знаю, видели ли вы эти видео: Павел – мощный мужчина, который идет через снег. Для некоторых он выглядит даже угрожающе. Ну, конечно, мы познакомились. И потом я узнал другую сторону Павла – это человек мягкий, человек, который заботится, человек страстный, увлеченный, он готов идти на жертвы ради того дела, в которое верит. Кроме того, он очень добрый. И у него очень хорошее чувство юмора.

Я вот сейчас хотела бы поговорить о совсем не забавной части всей этой истории: я много читала, что писали СМИ о том, что с вами случилось – недавно была годовщина. Вы можете рассказать подробнее, как это произошло? Как тигр напал на вас во время вакцинации?

Павел: в этом не было ничего необычного. Это обыденная производственная травма, просто людей, работающих с тиграми, не так много. И я воспринимаю эту проблему по большей части как философскую. Электрика может ударить током, на консьержа может напасть недовольный посетитель. На Росса может упасть его любимая камера и придавить, а я работаю с тиграми – они на меня нападают. Я работаю с браконьерами – они в меня стреляют, и так, к сожалению, было не раз. Это норма. Я выполнял свою работу. Просто не выдержало оборудование.

Можете рассказать подробнее с технической точки зрения? Люди слабо себе представляют, что такое вакцинация.
 

Павел: мы содержим конфликтных животных в больших вольерах, чтобы им жилось там нормально, ведь потом мы выпускаем их в дикую природу. В большом вольере нормальный тигр прячется. Этот вольер не открытый: у тигра внутри есть деревья, валежник, кусты. И когда ты подходишь к вольеру, то не видишь тигра, потому что он прячется от человека, как нормальный зверь. А тебе надо попасть дротиком в тигра, чтобы ввести лекарство. Разные вещества вводятся: антибиотики, вакцина, обездвиживающий препарат, чтобы потом работать с этим тигром. По сути, подойдя к сетке, ты провоцируешь тигра на нападение: он, находясь в замкнутом пространстве, на тебя бросается – это норма. Тигры бросались и на меня, и на моих коллег, это всегда так. Мы не можем стрелять через сетку, издалека – тогда дротиком придется попасть еще между отверстиями решетки, а это очень трудно. Поэтому мы подходим в упор к сетке, чтобы просунуть туда ствол. Соответственно, тигр бежит на тебя и бросается. И мы надеемся, что сетка выдержит – она его отбрасывает, и тогда мы стреляем. В этот раз она не выдержала и порвалась, и мы с этим тигром обнялись, поцеловались – и вся история.

А дальше что происходило? Сетка порвалась, и тигр на вас упал?

Павел: ну, он не упал. На самом деле я не успел еще добежать до сетки – он пролетел сквозь сетку, как сквозь масло, и в очень сильном ударе на меня напал. И это тоже норма: он же воспринимает меня не как человека, который хочет ему помочь, а как врага, который хочет его убить. Это абсолютно нормально. Он целился в шею – хотел убить своим излюбленным приемом. Но я защитился плечом. Он сначала прокусил мне плечо, потом ударил по лицу когтями, мы упали. И потом по какой-то причине он меня оставил: по-видимому, он сам понял, что ему страшно повезло и он поразил своего врага. Он отошел на некоторое время в другой вольер. К счастью, я не потерял сознание, но помочь мне, к сожалению, никто не мог: мои товарищи были далеко. Все решали секунды.

Разве не предусмотрено, что, когда вы совершаете эти действия, кто-то должен за этим наблюдать и страховать?

Павел: они, конечно, наблюдают, но речь идет о минутах и даже секундах. Работа с хищниками, то, что мы делаем – такого, по сути, не делает никто в мире. Мы отрабатываем эту систему минимизации конфликтов, для нас это тоже новая вещь. Мы учимся на ошибках: сейчас, например, мы делаем все по-другому, и я очень рад, что моя кровь пролилась не зря – она стала для нас уроком, после того случая мы многое изменили. Мы по-другому оградили тигров, мы по-другому их провоцируем, у нас есть свои домики. Мы учимся, да. Как, знаете, правила дорожного движения, написанные кровью. Может показаться банальным, но тут та же история.

Расскажите про восстановление – сколько оно длилось?

Павел: восстановления нет – ну, вы видите меня. К сожалению, я уже полностью не восстановлюсь, хотя улучшения есть. Но я живу.  

А сразу после того, как все это случилось, что дальше было? Вы ползком, наверное, выбирались?

Павел: сначала я ползком забирался на шестиметровый забор: чтобы выйти из вольера, надо перелезть, поскольку нет ни двери, ни калитки. Упал с него, сломал копчик. Упал в другой вольер, на меня напали тигрята. Я пополз к выходу. Потом меня подхватили мои товарищи, запихнули в машину, повезли в деревню. Собственно, там местный хирург-фельдшер меня и спас. Главной задачей было остановить кровь, а уже потом начались очень сложные операции по восстановлению челюсти: она была сломана в трех местах. По-видимому, тигрица в прошлой жизни была боксером вроде Майка Тайсона. Хотя ничего необычного в этом нет – тигры вообще-то очень сильные. Мне приходится очень много работать с трупами животных, а иногда и людей, которых убивают тигры, и я знаю, на что способны эти хищники – тигр может убить соплеменника весом более 200 кг одним укусом, как говорится, как Тузик грелку. Самое главное – ухватить за правильное место. Тигр хватает жертву за шею, сжимает челюсти, и все – голова отлетает от позвоночника.  

Как вы считаете, может, тигр понял тогда, что вы его спасаете, и поэтому отступил?

Павел: не надо очеловечивать тигра – и животных вообще. Это очень вредно и плохо. Я считаю, что он понимал только одно – есть враг, и его надо убить. Рядом был вольер с тигрятами, и теоретически можно предположить, что тигрица видела опасность для тигрят. И все. Точка. Больше ничего.

Если тигрица боялась, что вы или кто-то из ваших коллег можете нанести вред тигрятам, почему она тогда вас не убила?

Павел: я хорошо бегаю. И ползаю. На самом деле она не отвлеклась на тигрят – она напала и побежала вдоль сетки. Может, она подумала, что выбралась на свободу. Она же не понимала, что просто находится в другом вольере. Такое часто бывает. Буквально недавно у нас был случай: охотник охотился с собаками. Собаки остановили тигра, охотник стал подходить ближе, но в какой-то момент собаки начали переходить на одну сторону. Когда собаки ловят животное, они его окружают с разных сторон, но как только подходит хозяин, они все выстраиваются в линию, оставляя место хозяину – это у них в крови. И тогда тигр бросился на охотника: тот выстрелил, правда, не совсем понятно, в животное или в воздух. Тигр напал, достаточно серьезно прокусил охотнику лицо и руки, а потом ушел. То есть прорвал кольцо блокады – и убежал. И здесь такая же история. Можно много чего предполагать, но это ни к чему не приведет. Тут главное другое – мы поняли, что нужна другая система иммобилизации, другая система вакцинации. Сейчас, допустим, на все эти процедуры мы выходим только вдвоем: один стреляет, другой стоит на подстраховке с фальшфейером, поскольку тигра не отпугнешь даже выстрелом. Фальшфейер – это штука, которую зажигаешь, и она горит очень ярко. Как большой бенгальский огонь. Просто, понимаете, это часть работы по охране тигров. Один из элементов их охраны, и таких элементов очень много. Скорее даже, это целая система. То, чем я занимался в последнее время, – это система минимизации конфликтов с крупными хищниками, и работа в вольерах, их передержка – одна из составляющих этой системы.

Сколько операций вы перенесли в общей сложности?

Павел: девять. В основном челюстно-лицевые и три на глазах. Плечо, тело – они совмещенные. Был еще сломан слуховой проход, он зарос, мне еще резали ухо, потому что я оглох. Пытались восстанавливать иннервацию. Длинная история.

Росс, изначально, когда вы планировали снимать, что вы планировали вообще? Был ли план как таковой?

Росс: когда я впервые задумал этот фильм, я не хотел снимать его так, как снимаются другие фильмы о животных под угрозой исчезновения. Очень часто это фильмы о браконьерах, об убитых животных, о том, как они уничтожаются. Конечно, все эти фильмы, о которых я сейчас говорил, очень важные и имеют право на существование. Но в своем фильме я хотел сосредоточиться на другом: я хотел показать красоту, силу тигра, то уважение, даже преклонение перед тигром, которое люди испытывают. Я хотел показать людей, которые всю свою страсть, всю свою жизнь отдают именно делу спасения тигров. Также я хотел посмотреть на тигра с точки зрения ребенка, который восхищается его красотой, – это как раз получилось у меня в индийском сегменте. Когда я начинаю снимать фильм, я его не очень планирую. Я хочу смотреть, как все развивается, и действовать соответственно.

Где вы были тогда, когда вся эта трагедия произошла?

Росс: когда я впервые услышал о том, что произошло, я ехал в поезде домой в Нью-Йорк. Мне позвонила Энн Паркер, мой продюсер, она просто рыдала в трубку, потому что мы не знали, что случилось, мы не знали подробностей, мы вообще даже не знали, выживет ли Павел.

Вы еще ничего не сняли с Павлом на тот момент?

Росс: мы три недели снимали. Мы, когда ехали снимать фильм в Россию, конечно, знали про Павла, мы знали об организации, которая занимается защитой, охраной окружающей среды и животных, но у нас не было какого-то плана: "Вот мы будем снимать, как они пытаются поймать тигрят" и так далее. Вы же видели фильм. Мы просто ехали и думали: "Ну, мы поснимаем немножко их работу". И, конечно, мы не могли предугадать, что все так повернется.

И получается, вот вы обо всем этом узнали. И дальше вы как, ждали, пока лечение закончится, или что?

Росс: конечно. Дело в том, что, когда вот это все произошло, мы понимали, что вообще очень трудно вернуться и снимать всю эту боль, всю эту трагедию, и у нас было очень большое уважение к Павлу, к Юлии, мы не хотели навязываться. Но мы также понимали, что это очень важно для той истории про тигров, которую мы собираемся рассказать. Когда мы вернулись, то не хотели снимать самые ужасные, больные моменты для Павла, мы очень опирались на мнение Юлии, ждали, чтобы она нам разрешила продолжить съемку. Понимаете, съемка фильма – это сотрудничество. Мы сотрудничали, мы ждали какой-то реакции от Павла, от Юлии, через которую мы держали связь, потому что мы с большим уважением относились к Павлу. Нам пришлось подождать, но решение о продолжении съемок полностью оставалось за Павлом и Юлией.

Возвращаясь к вопросу профессиональной этики – наверняка вам бы хотелось стать свидетелем того, как это произошло, ради хорошей сцены в фильме? Что вы думали в тот момент, когда об этом узнали? Хочется знать мысли режиссера, а не мысли человека.

Росс: как режиссер я всегда что-то пропускаю. Знаете, я сейчас с вами разговариваю, и кто-нибудь скажет что-то потрясающее, и я пропущу это, не сниму. Как профессионал, конечно, я хотел бы снять все важные моменты, но я понимаю, что я все снять не могу. Мне иногда бывает обидно, но я здраво понимаю, что не смогу снять абсолютно все. С другой стороны, опыт показывает – если что-то пропустишь, то включается креативность, творческий процесс. Ты стараешься это компенсировать, и получается лучше, чем если бы ты снял эту сцену.

Последний вопрос – были ли вы в ситуации, близкой к смерти? В шаге от смерти?

Росс: даже не знаю. Очень трудно сказать – даже снимая этот фильм, я, возможно, находился в шаге от смерти. Например, мы снимали в районе красных фонарей в Брюсселе и думали, что, может, нам не надо здесь находиться. Или вот проезжаешь КПП в Сирии и думаешь: а кто там вообще стоит и проверяет документы. Зачем я здесь нахожусь?

Но таких ситуаций, как у Павла, у вас не было?

Росс: были ситуации, когда мне казалось, что вот-вот что-то произойдет. Я, может, и бывал в каких-то отчаянных ситуациях, но когда я снимал фильмы, то всегда был рядом с людьми, которые знали, что происходит, знали, что нужно делать, то есть они владели информацией, могли сопоставить величину риска и то, что можно получить, если на него пойти. В общем, когда мне казалось, что сейчас что-то может произойти, я просто уходил. Вот это чувство, что сейчас произойдет что-то опасное, очень мне помогало.