Было это, как я теперь понимаю, во времена Карибского кризиса, в октябре 1962 года. В Тбилиси творилось что-то странное. Днём всё было как всегда: в моём детском саду играли, ели, спали, снова играли. Но забирали нас домой почему-то засветло. А вечером начиналось самое интересное. Называлось это "затемнение". В городе были выключены все фонари, все немногочисленные вывески. Из окон дедушкиного кабинета так странно было видеть тёмный проспект Руставели с редкими-редкими машинами, а с другого окна – кромешную тьму там, где проспект Плеханова, площадь Марджанишвили.

Дома, прежде чем включить свет, надо было плотно завешивать окна. Да так, чтоб ни лучика света на улицу не пробивалось. Потому, что, как нам объясняли, американцы будут бомбить нас, ориентируясь на свет: где свет горит – там люди. Туда и надо сбрасывать атомные бомбы.

По нашим улочкам в районе Земмеля – это самый центр Тбилиси – ходили какие-то дяди. И если из какого-нибудь окна пробивался лучик, туда стучали и требовали или погасить свет, или плотнее завесить окна. С этими дядями ходил сам дядя Багдо, наш участковый милиционер. Все дети с Земмеля знали: если долго не засыпаешь или очень шалишь, то придёт Багдо – и тогда... Что "тогда" – никто не знал, но было очень страшно.

Гостей у деда никогда не убывало: завсегдатаи-соседи, коллеги из Академии и Университета, друзья артисты, художники... Но в те странные дни к обычным тостам со смехом добавляли: "По американскому империализму залпом огонь!" И выпивали очередной стакан вина. В тот вечер после очередного "залпа" по американской военщине и нашему "тОрола" (Петрушка – так в Тбилиси называли Хрущёва) я спросил: "С кем это вы воюете?" "С американскими и нашими дураками", – ответил дед. "А почему не стреляете? На войне ведь стреляют?"

Восторг был всеобщий и неописуемый. Кричали, что только у такого человека, как мой дед, может быть такой гениальный внук. Пока бабушка шлёпала меня по попе, чтоб не встревал в разговоры взрослых, дед и соседи, дяди Вепхо и Годерди, принесли свои охотничьи ружья, а дядя Кукури – свою знаменитую шашку, содрали тряпьё с окон и выдали первый залп. Выпили залпом, перезарядили ружья – и снова: огонь!

На проспекте в ещё жилом, не отданном под офисы доме-красавце Арамянца засветились окна. После ещё пары залпов появился свет в домах на Перовской и Киачели. Примчался сам Багдо. Не подходя к деду, что-то захлёбываясь шептал на ухо бабушке. А та только разводила руками.

Вскоре появился давний друг отца, председатель КГБ Грузии Алексей Инаури, и, еле переводя дыхание, спросил деда: "Что случилось, батоно Алекси? Затемнение же!" – "В мозгах ваших затемнение, недоумки несчастные. В мозгах затемнение", – ответил дед. Кстати, тот вечер оказался последним вечером затемнения.

...Как смотрю на наши нынешние отношения с американцами, с Европой, думаю: деда бы моего сюда с его победной пальбой по "затемнённым мозгам".

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.