Тбилиси по укладу жизни очень провинциальный город. В «обществе» все друг друга знают и как минимум приятельствуют. С многочисленным тбилисским родством Евгения Примакова и с его будущим тестем дружили с незапамятных времен ещё мои дед с бабушкой. А Анна Яковлевна, мама Евгения Максимовича, врачевала моих маму, тётю и старшую сестру. Только стараниями Анны Яковлевны я родился на свет. После чего Примаков в маминых устах бесповоротно превратился в «Женечку». И мама была абсолютно убеждена, что все служебные успехи Примакова исключительно её молитвами. «Женечка», смеясь, всякий раз подтверждал это. Моего крутого нравом и клинически немногословного отца умели довести до детского заливистого хохота и безудержного веселья только два человека – дядя Женя и дядя Фима: Примаков и незабвенный Ефим Копелян.
Что ещё никогда не забуду? Во время одной из зарубежных командировок у отца случился инфаркт. Мы дома просто не знали, что делать, куда обращаться. И как-то незвано пришли вместе и все заботы, всю суету, контакты и, как позже выяснилось, расходы взяли на себя друзья: дядя Женя и дядя Володя – ещё замдиректора Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) Примаков и директор Института кардиологии Бураковский.
Когда Грузия провозгласила независимость прежде всего от здравого смысла, тогдашние тбилисские начальники как первоочередной атрибут государственности образовали резидентуру «ИРиСки» (информационно-разведывательной службы) в столице враждебного государства Москве. Глава резидентуры – дай Бог памяти, Мчедлидзе, кажется, – чуть ли не объявления давал: «всем желающим нанести ущерб России записываться у резидента в посольстве Грузии, комната такая-то». «Комсомолка» и ещё пара газет об этом написали. Но Мчедлидзе оставался в Москве.
В те дни повёз я маму к Евгению Максимовичу по какому-то делу. И чего-то меня понесло: как, мол, так, резидент в Москве работает, а его до сих пор не депортируют. Эта тема главу СВР Примакова интересовала менее всего: он лениво отшучивался, пытаясь включиться в общий разговор. В конце концов, мама спросила: «А в самом деле, почему ты резиденту попустительствуешь?» Ответ был примаковский, учебный: «Депортировать Мчедлидзе недолго. А что потом делать, если они вместо него вдруг умного найдут?»
Через несколько лет приключилась битва за Госдуму 1999 года. Я до сих пор убеждён, что из двух зол – лужковского «Отечества – Вся Россия», в которой оказался Примаков, и «Единства» Березовского – второе было меньшим. Конечно, «телекиллерством», как Сергей Доренко и Михаил Леонтьев, я не занимался. Но и хлеб не зря ел. И каждый вечер дома меня ждал поток упрёков от мамы: «Бессовестный, как мы из-за тебя Женечке в глаза смотреть будем?»
Как смотреть? В пятницу я посмотрел на Сергея Доренко, вдрызг напившегося после известия о кончине Примакова. Да и самому не лучше было...
