Но тут действительно иду и вижу: вдалеке мечется бабка. Вот до неё ещё один квартал топать, а я уже понимаю, что мечется она по мою душу. Так бывает. К примеру, идёшь по улице с собакой и краем глаза замечаешь мужика, которому хочется с кем-нибудь поссориться. И вдруг будто луч в голову: ссориться сейчас из всего людского потока он будет непременно с тобой. И точно, проходишь мимо и слышишь от него в спину: «Шляются с псинами...» Ну и понеслось...
А тут бабуля никак дорогу перейти не может. Прямо как в «О чём говорят мужчины»: «Бабушку перевести через дорогу – всегда хорошо». Но никто из прохожих её почему-то не видит. А мне-то делать нечего – бери и води старушек через дороги, я ж всё равно с ребёнком гуляю.
Я её спрашиваю: «Вам помочь?» А она отвечает: да, мол, я ж ничего не вижу, дорога разбитая, боюсь споткнуться, домой надо, в туалет хочу. Показывает дом – ещё через квартал, типа там она живёт. Но до парадной её доводить не надо – только до двора. Ну я коляску – в одну руку, бабку – в другую. Привела к дому, а она оборачивается вокруг и произносит: «Что-то я подъезда не узнаю... Живу я на четвёртом этаже. Мне бы только до лифта дойти, а у квартиры дочка уже встретит».
Я и присела. Стоим-то мы возле старенькой панельной пятиэтажки, где лифта и в помине не было, в не очень хорошо знакомом районе. Как же говорю, бабуля, вы на лифте ездите в пятиэтажке? Точно здесь живёте? Бабушка с сомнением так произносит: «Точно где-то здесь живу... Два месяца назад дочка из Архангельска перевезла, прописала здесь. Я вышла погулять...»
И тут выясняется, что пенсионерка не только подъезда своего не видит, но и не знает номера дома. В её карманах нет телефона, нет паспорта, нет никакой бумажки с адресом. И вот я, такая добрая женщина, стою посреди незнакомой местности с незнакомой бабкой под мышкой и коляской, в которой мой тревожный ребёнок начинает покрякивать.
А если мой ребёнок начинает покрякивать, то это бросай всё и беги домой, потому как он проснулся и хотел бы поесть. И за свои права готов бороться до истерики, так, чтобы весь микрорайон слышал, что его здесь недокармливают. Бабуля услышала кряхтение моего сына и вцепилась в мою руку ещё сильнее. И понять её можно: кормящая мать, по её разумению, завсегда выберет родного ребёнка, а не незнакомую бабушку. Но я-то тоже не могу старого человека бросить на улице.
У меня началась лёгкая паника, и спрашивать проходящих мимо людей, где здесь находится паспортный стол, чтобы восстановить адрес еле ходящей старушки, тоже оказалось бессмысленным. Никто города не знает. И единственное, что мне, 35-летней женщине, журналисту и главному редактору газеты в декрете, пришло в голову, – это позвонить своей маме. Как будто моя мама, врач на пенсии, всю жизнь занимается поиском пропавших старушек.
Мама сказала: «Дочь, возьми себя в руки, звони в милицию». Бабушка, уже висящая на мне, услышав слово «милиция», заметалась и начала креститься и просить бога показать ей путь. Бабку жалко – сил нет. Но кто-то услышал её молитвы всё-таки, и мой ребёнок перестал кряхтеть в коляске и обратно заснул, дав нам время выяснить хоть какие-то цифры, связанные с нумерацией дома, и главную примету её жилья: во дворе есть детский сад.
Тут уж дело пошло: её дом оказался следующей многоэтажкой, а в её кармане чудесным образом оказалась магнитная таблетка от домофона, которая подошла к одной из трёх парадных этой многоэтажки. До квартиры её обязался подвезти на лифте молодой человек, которому было по пути.
И как же мне полегчало, когда она с причитаниями скрылась за дверью! Я подумала, что с благотворительностью всегда так: отдашь всё равно больше, чем готов был в благородном порыве.
Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции.
