Виктор, вы приехали на «Кинотавр» представлять картину Станислава Говорухина «Weekend», что можете о ней сказать? Каким этот фильм видите вы?
— Один очень серьезный политический деятель назвал эту картину интеллектуальными упражнениями Говорухина. И, мне кажется, эта характеристика очень подходит для фильма. Вы думаете, я не увидел его недостатки? И то, что поначалу людям было скучно, потом они смотрели с интересом, но серьезно и вдруг опрокинули свои эмоции в смех, в улыбку, в ерничанье даже… Возьмите любой сюжет из жизни — падает женщина на улице, и одни тут же бегут ее поднимать с возгласами: «Ой, Господи!», а другие в сторонке смеются: «И смех, и грех». И этот «и смех, и грех» пусть будет у Говорухина в картине. Он мастер, который имеет право немножко позабавиться. А вообще я, конечно, счастлив, что Говорухин сделал эту картину.
И все-таки, какова, на ваш взгляд, основная мысль, проблема фильма?
— Главная мысль картины – люди, будьте бдительны. Зло среди нас. Оно должно быть обнаружено и наказано. Говорухин сделал предупреждение. Люди спрашивают: «Что с этим делать? Как с этим бороться?». Художник Говорухин сделал заявление – это уже начало борьбы.
После премьеры картины в СМИ появилась информация, что Говорухин больше не будет снимать кино, потому что обиделся на реакцию публики…
— Да никогда в жизни он не отказывался от кинематографа и не откажется. Я лично слышал, как он сказал: «Я не снимаю сегодня только потому, что у меня нет куража». Он уже пятьсот лет говорит, что зрителю его кино не интересно. Что сегодня — век тинейджеров и так далее. Тем не менее, он садится в свой режиссерский стульчик и вновь принимается за работу. А если бы Станислав Сергеевич на самом деле обиделся, он поделился бы этим со мной!
Вы посмотрели все конкурсные картины, и какая из них произвела на вас большее впечатление?
— Так говорить будет не очень красиво по отношению к моим коллегам актерам и к режиссерам, которых я знаю и люблю, но я скажу! Для меня действительно знаковым стал на 24 «Кинотавре» день 7 июня. День, когда в конкурсе была показана картина Бахтияра Худойназарова «В ожидании моря» и картина Александра Велединского «Географ глобус пропил». Именно 7 июня я вдруг понял, какова если не тенденция российского кинематографа, то, по крайней мере, тенденция конкурсной программы конкретного «Кинотавра». Мы все находимся в лесу и словно ищем какую-то поляну, тропинку, холмик. Мы ищем соприкосновение времен, пытаемся понять взаимоотношения отцов и детей, пытаемся разобраться в том, кто он, наш герой. Что из себя представляет пульс нашего времени. Каков фон нашего с вами существования. Благодаря этому дню я понял, как все – от опытного мастера до молодого и одаренного режиссера, даже, возможно, сами того не понимая, вошли в лес и рыщут, рыщут. Ищут героя, идею, конфликт, суть взаимоотношений друг с другом. И если тогда, когда я смотрел остальные фильмы, я пытался проанализировать, всматривался в детали, в частности, домысливал, фантазировал вместе с режиссером, то после просмотра картины Велединского, я успокоился и сказал себе: «Слава богу, мы живы, мы в пути. Мы бродим где-то с топором в руке, с компасом, который ведет нас куда-то, пока не так важно, куда. Но он есть!». Главное, мы не топчемся на месте. Не сгораем, не спиваемся, не дуреем. Мы в поиске. Картина Велединского успокоила меня – кино есть. А еще благодаря этой картине я восхитился всеми фильмами, представленными в конкурсе «Кинотавра», вместе. Как единым целым! Все картины мне вдруг очень понравились. Они по отдельности вроде бы демонстрировали мне свое настроение, свой пессимизм, даже упадок, трагическую печаль, но благодаря картине Велединского я понял – нет, это не пессимизм, не призрак смерти. Это поиск. Мы в пути. Ничего. Я и раньше говорил, что мы, россияне – дети перепутья, дети перевала, позади уже обвалилось, а впереди еще не построилось. Нынешний фестиваль – это поиск материалов для строительства моста в будущее.
А что можете сказать о том, что в представленных на конкурсе фильмах так много секса, мата и прочего, что так рьяно сегодня запрещают политики…
— Лично меня это не шокировало. И, несмотря на все эти законы, постановления против матерных слов, против секса на экране, против насилия, режиссеры конкретных картин показывают то, что им нужно, настолько мастерски, что создается впечатление, что они как бы назло, супротив говорят: «А я скажу это слово! Я покажу вам задницу!». И получается так, будто без этого на самом деле не обойтись. Хоть сам я матерщинник, однако никогда не являлся сторонником ругательств на сцене и в кино. Но здесь они были доиграны, оправданы. Как Толстой, «бросая» Анну Каренину под поезд, сказал: «У меня не было другого выхода». Это законное право режиссера показать и сказать то, что думаешь, пусть против этого и выступают сегодня многочисленные политические деятели и борцы за нравственность.
Вы поистине святой человек, а вот ваши коллеги вступают в дебаты друг с другом. Обсуждают, осуждают работы друг друга…
— Верно. Находясь на «Кинотавре», я наблюдаю, как одни ходят и умиленно, вожделенно, интеллигентно, очень аккуратно раздают оценки увиденному, а другие делают это яростно, агрессивно, кликушески. Вы думаете, я кого-то из них осуждаю? Да никого! Я их всех люблю. Они — мои зрители, мои специалисты, мои люди. С другой стороны, когда идет стенка на стенку, моя позиция немножко проститутская, но я хочу чтобы они столкнулись. Нет, не крови хочу, не вражды, как можно было бы подумать… Хочу, чтобы, доказывая свои позиции, они смотрели друг на друга как земляки, одностранники. Как будто они жители одного дома.
Виктор, вы не так давно сказали, что напишете книгу о Балабанове. Когда ждать?
— Никому еще не говорил, а вам скажу… Буду я писать или не буду — никто этого не знает, и я не знаю. Само заявление от меня появилось тогда, когда мы все узнали о его смерти. Умер Балабанов, и понеслись в мои уши звонки с просьбой прокомментировать это событие, рассказать что-то о нем. Я был настолько огорошен этим цинизмом, равнодушием. Давай им факт, заявление. «Ты с ним работал. Давай скажи, быстро!» Меня это очень возмутило, и я дал себе слово – никому ничего об Алексее Октябриновиче не говорить. Имею право. Помню, ко мне подлетела специалист высокого класса и сказала: «Ты должен дать интервью по поводу Балабанова!». Кому я должен? Никому и ничего! И когда я отказал, она прошла мимо меня как бритва по горлу. В общем, на самом деле я ляпнул, что буду писать о Балабанове, чтобы успокоить всех. Сказал, что, может, напишу о своей жизни или о людях, которые меня сотворили, а Балабанов был одним из творцов сухоруковского образа. Не буду кривить душой, мне, безусловно, есть, что о нем рассказать, ведь то, что прожито с ним рядом – целая жизнь, очень интересная, большая. У нас и встреча была неожиданной, как чудо. И расставание было без прощания. И хоронить я не приезжал – был в Израиле на гастролях. Но самое главное, если рассказывать, мне хочется сделать это так, чтобы это было интересно не тем, кто знал Балабанова лично, не специалистам в области кинематографа, а простым людям. Не знаю, получится ли. И пока никому ничего не обещаю.
И напоследок, расскажите, чем вы еще занимаетесь в Сочи? Как проводите свободное время, кроме как ходите на конкурсное кино?
— Еще раз спасибо картине «Weekend» и Станиславу Говорухину, благодаря которым я оказался в Сочи. Именно этот фильм и мое участие в нем в роли следователя дало мне право получить приглашение от устроителей фестиваля, отдохнуть здесь, побыть в роли паразита. Паразита в полном смысле слова — я ем, пью, купаюсь, загораю, треплю языком, позволяю себе вольности. В частности, показываю представителям желтой прессы свои прелести. Только им уже этого мало, они советуют мне, как жить, предлагают мне изменить какие-то параметры моей жизни. Фантазируют за меня. Пытаются выяснить то, чего им и знать-то не положено. Так хочется, чтобы пресса не только препарировала меня для общества ради привлечения читателей и зарабатывания денег, но и создавала некую тайну.
Потому я и показываю представителям желтой прессы свое голое тело, дескать, на, весь я перед тобой. Но ты сочини для меня и обо мне тайну, чтобы потом, через многие лета она осталась перед потомками. Сухоруков – тайна, Иванов – тайна, Хабенский – тайна… Там, в будущем, эти иллюзии будут иметь ценность. То, что у меня небритая спина, не будет иметь ценности через двадцать лет. А то, что они создадут некий фантом – будет. И они будут авторами этого фантома.
