Интервью Дмитрия Карпушина, директора по продвижению ГК Ленстройтрест.

Подчиняется ли недвижимость тем же законам потребительского рынка, что и любой другой товар?
- Можно выделить три важных отличия недвижимости от других вещей. И эти особенности делают жилье особенно важным для человека. Люди, как правило, об этом не думают, но оно так работает. Зато об этом думают – или должны думать – архитекторы.

Первое. Дом для человека – это модель его самого. Не «мой дом – моя крепость», а «мой дом – это и есть Я сам». В этом уже заметна разница между домом и, например, таким товаром, как одежда. Одежда – это не сам человек, а иллюстрация к нему, подчеркивающая его свойства. А вот мой дом, повторюсь, – это «Я» в гораздо большей степени, чем одежда.

Второе. Дом – это не только «Я», но и мир, в котором я живу, моя модель космоса. Особенно это заметно в «большой» архитектуре – храмы, дворцы. Куда более приземленное проявление этой особенности недвижимости известно многим родителям. Один из самых распространенных психологических тестов – ребенку предлагают нарисовать семью. Наличие дома на таком рисунке многое говорит о том, как ребенок воспринимает свою семью и свой мир. Есть дом – это ребенок нарисовал свой мир. Нет дома, только папа с мамой – это не весь мир, а только семья. Пожалуй, никакой другой предмет – из тех, что можно купить за деньги – таким свойством не обладает.

Хотя для автомобильных бродяг из культовых фильмов 70-х двумя вышеупомянутыми свойствами обладали автомобили. Автомобиль был и воплощением их самих, и их миром. Но на то они и бродяги, что машина заменяла им дом.

Зато никакой автомобиль не обладает третьим свойством дома. Потому что третья особенность дома – это воплощение будущего. Дом, который будет стоять и через сто, и через двести лет – это будущее, которое уже сегодня здесь.

Что значит построить жилье, которое понравится людям?
Это значит нарисовать такую картину будущего, в которую люди поверят и захотят в таком будущем жить. Какие здесь могут подстерегать риски?

Во-первых, картина будущего может вызвать внутреннее несогласие. Оно может, например, показаться людям чрезмерно механистичным, компьютеризованным. И тогда звучит «Мы устали от хайтека, мы хотим живой архитектуры».

Во-вторых, идея привлекательного будущего может показаться «завиральной», ненастоящей. Так бывает, если непонятно, как и за счет чего мы к этому придем – мы, такие как есть, со всеми нашими особенностями. В политике обещание светлого будущего без понимания того, как мы к нему придем, оборачивается ложью, в архитектуре – надуманностью.

В-третьих, важно понимать, что у каждой страны свои особенности, а значит – свое будущее и свой путь к нему. В этом смысле архитектура всегда вынуждена быть национальной и в ней – если это действительно архитектура – неизбежно много политики. А архитектор, желающий построить хороший жилой квартал, всегда немного «на трибуне»: наше будущее может быть вот таким, как я тут построил.

А как же глобализм?
- Чтобы не углубляться в философию архитектуры, напомню, что дома, построенные до утраты традиционных, «не-глобальных» ориентиров, в большинстве случаев реставрируют и пытаются сохранить. То же, что построено в духе глобализма, без различия стран и народов, чаще всего не вызывает желания беречь и сохранять. Вот и ответ на вопрос, насколько глобализм пришелся человечеству ко двору. Как только его предъявили потребителю, стало понятно, что это утилитарно и не слишком привлекательно. При строительстве «интернациональных» небоскребов в смету часто закладывают сразу и стоимость их сноса через 20 лет – это, мол, мы снесем и построим что-нибудь новенькое.

Обосновывают обычно экономической необходимостью. Нет, дескать, денег на атлантов и кариатид. Давайте ограничимся бетонным рельсом, завязанным в узел.

Получается, глобалистская архитектура нам говорит: нет у вас денег жить красиво. Значит, не будет вам ни храма, ни дворца, все потратите на еду и шмотки.

Такой дом перестает быть для человека моделью того мира, в котором будут жить и его правнуки. И самим человеком этот дом быть перестает. Разве что его небольшой частью, 20-летним фрагментом жизни. Но нет ничего «до» и ничего «после».

И все архитекторы учитывают это, думают об этом?
- Трудная правда заключается в том, что отдельно взятый архитектор, писатель, политик, способный предвидеть реалистичное будущее – гений, которого мы с вами, скорее всего, не поймем. Так что картину счастливого будущего страны любому народу приходится долго выкристаллизовывать, что называется, всем миром.

Чтобы создавать хорошую архитектуру в любой стране, надо хорошо понимать, как эта страна устроена и чего может достичь завтра. Поэтому, кстати, я не слишком верю в зарубежных архитекторов как панацею.

- Но Петербург строили иностранцы…
Эти архитекторы здесь жили и вживались, а не на заработки заглядывали. Росси-то умер Карлом Иванычем, а не Карло ди Джованни, да? Конечно, были великие европейские зодчие, которые приезжали в Россию, строили нечто на века – и Петербург, и тот же московский Кремль – и уезжали. Но это большая редкость и большой талант, да и работали они тут иногда лет по десять-двадцать, и даже всерьез преподавали. Кроме того, поди сейчас разбери: это наша страна определила облик Кремля – или главный Кремль России «запрограммировал», сформировал будущее страны?

Человек, который просто приехал добросовестно отработать заказ, вряд ли сможет предложить что-то особенное. Нужно пожить здесь, узнать город, страну, и обязательно что-то полюбить – тогда архитектурное решение будет сильным, получит мощную «корневую систему». Шведский архитектор, работавший над нашим кварталом в Гатчине, исходил пешком весь город – не только музеи, но и дворы. Он нам – нам, петербуржцам! – умудрялся рассказать какие-то факты из истории Гатчины, о которых мы не знали или которым не придавали значения. Потому у него и получилось.

А финский архитектор, который работал над нашим проектом в Колпино, давно живет на две страны, и проводит в Петербурге едва ли не большую часть времени. Кроме того, он нам не чужой – вся сильная финская архитектура (вторая половина XIX века) в развитии опиралась на российскую, на работы русских архитекторов.

Невозможно пожелать конкретного счастливого будущего человеку, которого не знаешь. Придется отделаться общими словами. А архитектура – это очень конкретно. Так что про каждого работавшего здесь архитектора, отечественного или зарубежного, лет через 50 станет ясно – кто нас любил и желал нам счастья, а кто отделался общими словами.