Почему именно рак? Это связано с тем, что вы сами болели им?

– Причин две. Первая - это то, что ко мне обратились. Это была инициатива американской ассоциации Stand Up To Cancer, которая очень успешно работает в Америке. Они мне прислали социальную рекламу, которую они делали, и которая широко идет по Америке. Она меня впечатлила и я сказал, что, конечно, готов поддержать такую идею . Ну и определенную роль сыграло то, что я с сам болел раком. И отношусь к болезни, скажем так, персонально.

За что вы боретесь? За большее финансирование или изменение отношения к раковым больным?

– Идея заключается в том, чтобы объединить усилия ученых и финансировать их общим способом, чтобы они все получали эти деньги и чтобы они работали вместе, чтобы не было соревнования - кто чего раньше найдет, чтобы объединить усилия медиков в Америке, в России, Англии.

В чем, по-вашему, отличие в отношении к больным в России и за рубежом?

– На западе , в особенности в США, человеку говорят о раке, именно ему, ни жене, ни брату, ни мужу, ни сестре, а тому человеку у которого нашли рак. Говорят по нескольким причинам. Во-первых, человек должен быть готов. Он должен готовится, а это значит написать завещание, внутренне понимать – может он чего-то не успел сделать. Он должен по взрослому относиться к себе.

А не приводят ли откровения врачей к тому, что человек перестает бороться и у него опускаются руки? К примеру, нашей коллеге Анастасии Миньковой было сложно вновь начать бороться с болезнью после того, как врачи сказали ей следующее: "Мы исчерпали все возможности. Наверное, вы задумывались о том, что жизнь конечна. Ну, да, вам 36 лет. Дети есть? Нет? Все равно надо уладить юридические моменты. Вы не умрете завтра, возможно, пройдут годы. Но состояние вашего здоровья будет постепенно ухудшаться. Многие известные люди, имеющие деньги и влияние, боролись за свою жизнь, но болезнь оказалась сильнее. Даже Раиса Горбачева не смогла! Вот. Так что вот вам справка, вы можете ее откопировать - о том, что мы вам отказываем в лечении. Телефон хосписа даст лечащий врач".

– Давайте возьмем мой случай. Это было в Америке. Я пришел к врачу и сказал: «Вот у меня такая проблема». Сделав МРТ врач сказал, что есть какое-то пятно, надо сделать биопсию. Оказалось, что рак. Конечно, первое ощущение, что с полного хода врезаешься в кирпичную стену.

Мы воспринимаем это как смертный приговор, там (в США – прим. ред.) это не так. У нас всегда стакан полупустой, у американцев он всегда полуполный. После того, как я узнал диагноз, жизнь как будто кончилась. Мне всего 59 лет, умереть не хочется. На глазах слезы. Я растерян. Я говорю о раке своему американскому другу Донахью, а он говорит: «Ты что охренел что ли? Половина мужчин в твоем возрасте им болеют. Выправим».

Это было 20 лет тому назад, в 1993 году. Конечно, это очень тяжелое заболевание. И чем раньше его “поймали”, тем больше шансов на успех. Если сейчас меня спросить: «Ты хочешь знать о болезни или нет?” Я, конечно, отвечу “да”. Я не хочу, чтобы это переложили на мою семью, а мне не сказали. Жена будет внутри дико страдать, а я буду думать, что все хорошо. Как это так?

И потом, есть юридическая сторона дела. У меня есть квартира, дети. Как не думать об этом. Это только отсталость. Это непонимание того, где ты живешь. У тебя есть обязательства перед людьми с которыми ты живешь. Идея «лучше не говорить» – это антигуманно. Конечно, тебя будут лечить и то, что вы прочитали, – я бы таких людей выгонял вообще. Так нельзя. Надо по другому относиться к человеку. Человек – это большое дело. Он справляется с такими вещами и это его облагораживает. И, конечно, нельзя сдаваться ни за что. Борись и ты можешь победить.

Россияне часто обращаются к врачам на последней стадии болезни. С чем это связано? С недостатком средств, неким фатализмом, с низкой ценностью жизни? А как на Западе?

Это связано с элементарным отсутствием культуры. На Западе принято раз в году проходить врачебное обследование. Для этого не надо быть богатым человеком. Это все равно как зубы чистить. Это нормально, так надо делать. У нас зубы не всегда чистят и душ принимают раз в неделю. Это вопрос культурной отсталости. Кстати, так было и в Америке 50 лет назад.

В отношении любого заболевания, чем больше, тем критичнее. Есть толстая Америка, которая, как правило, малообразованная, с низкой зарплатой, живущая на талоны, на пособия. А так, вся Америка бегает. Я думаю, что хождение к врачу, отношение к себе – это вещи, которые возникают постепенно, в результате того, что ты начинаешь жить лучше. Это более характерно для среднего класса, который начинает неплохо зарабатывать, дети которого учатся в хороших школах, которым есть где жить. Люди начинают ценить себя и относиться к себе по-другому.

Вы по-прежнему курите трубку? Как вы относились к своему здоровью? Всегда ли относились к здоровью как ценности? Когда изменилось отношение, если изменилось?

– Я бросил курить в 1989. Закурил, когда мне было 22 года, потому что я влюбился в женщину, которой было 37 лет. Мне надо было доказать, что я взрослый. А она очень красиво курила. У нее были красивые руки, длинные пальцы. Она необыкновенно изящно это делала и мне надо было соответствовать.
Я никогда не курил больше половины пачки в день. Я курил и курил до 1989 года. Моя жена тогда работала в журнале «Советский Союз». Она ненавидела эту работу, все хотела уйти, но не знала, можно или нет. Я ей сказал: «Если ты уйдешь с работы – я брошу курить». Он ушла и мне некуда было деваться и бросил курить... сигареты.

Прошло некоторое время. Я уехал работать в Америку и в 1993 году, отдыхая где-то там, на Карибах, я встретил человека, который спросил меня: «А вы никогда не курили сигару?». Я сказал: «Нет», а он сказал, что это совсем не то, что сигареты: во-первых, ты не затягиваешься, во-вторых, очень приятный вкус. Я попробовал.

Мне очень понравилось и стал курить сигары. Одну в день. Потом стал курить две, потом три. И вот, три года тому назад, летом во Франции в Биаррице стал кашлять. Я сделал рентген. Врач увидел какое-то затемнение и мне сделал МРТ. После процедуры врач сказал мне: «У меня для вас неприятные новости. Я ничего интересного не нашел». Я его чуть не убил. Все это время я не курил, я сказал себе: «Больше никогда».

И я всегда занимался спортом. Три раза в неделю я занимаюсь теннисом и два раза хожу на фитнес. Я делаю это всерьез, так что потом все болит. Я это очень люблю. И вообще я очень уважаю людей, которые делают это не любя. Что касается питания, то к еде у меня определенное отношение благодаря моей маме-француженке.

Какое?

Во-первых, она научила есть меня правильно. В том смысле, что три раза в день и никакого между этим хватания. Есть только здоровую пищу, вкусную, но здоровую. Никаких фастфудов. Я до сих пор так ем. Плюс я ценю еду, получаю от нее огромное удовольствие. И от выпивки. Только умеренной. Я думаю все это играет роль в том, здоров человек или нет.

Как вы относитесь к антитабачному закону?

– Отлично. Нет никакого сомнения, что курение – это ужасная вещь во всех отношениях. Я уж не говорю о том, что оно способствует раку легких. Я видел в разрезе, что такое легкие курящего и некурящего. Вообще это нельзя сравнивать, в первом случае – это розовая, красивая поверхность, а в другом желто-черная. Это мешает дыханию, самочувствию. Это кашель. И, конечно, это колоссальный бизнес. Этот закон – правильная вещь. В Америке 50 % населения не курит. По мере того, как население взрослеет , все больше и больше детей перестают курить. Это не cool, не круто. Добились этого и в Италии, где вообще сложно проводить какие-то законы. Там за курение посетителей штрафуют владельцев баров. А они этого не любят. Поэтому они добиваются, чтобы никто не курил.

А вы, как ресторатор, не переживаете?

– Я не переживаю. Во-первых, я не ресторатор. То, что у нас с братом (ресторан «Жеральдин» - прим. ред.), это не бизнес, а память о маме. Я ничего на этом не зарабатываю. Люди все равно будут идти в рестораны. Это доказано во всем мире. В Америке приняли еще такой закон: медицинская страховка будет стоить вам в два раза дороже, если вы курите.