Фильм основан на реальных событиях и рассказывает о семейной драме, в которой терпят крах взаимоотношения отца и сына. Однако в картине был использован вымышленный образ режиссёра Вадима Раевского, которого сыграл Андрей Мерзликин.

- Почему фильм назван "Зелёная карета"?
- Я, как и любой зритель, который видит афишу, конечно, удивляюсь странности названия. Многие путают его с фильмом, где снимался однажды Харатьян, хотя он назывался "Зелёный фургон". Скажу правду: мы долго думали, разные названия перебирали, и всё, что предлагалось, либо совершенно не подходило картине, либо слишком иллюстративно её раскрывало, и пропадала какая-то тайна или оригинальность. Мы хотели сделать ремейк и обращались к знаменитым рок-группам специально, чтобы сделать кавер-версию. И очень многие действительно знаменитые и серьёзные группы хотели бы нам помочь, но от каждой из них мы получили отказ: "Вы слишком поздно обратились, не хватает времени". В конечном итоге пошли по стандартному пути: в фильме используется знаменитая бардовская колыбельная – песня "Зелёная карета".

- А вы любите эту песню?
- Это песня, которую я слышал в детстве, песня, которую поёт моя супруга детям перед сном, а сын исполняет с классом на конкурсах. То, что стихи этой песни являются переводом и на самом деле посвящены погибшим детям Холокоста, мне однажды рассказал мой сын. Я никогда об этом не знал и неожиданно поймал себя на мысли, что колыбельная давно присутствует в жизни нашей семьи

- Этот фильм основан на реальных событиях?
- Этот фильм, насколько понимаю, является личностным авторским высказыванием нашего сценариста Артёма Виткина, и он даже обратился к зрителям в титрах, где написал, что фильм посвящается конкретному человеку. И это невероятно важно, что история имела место в реальной жизни: это является основой правдивости и основой глубины сценария. Именно эта история и личностное отношение Артёма к созданию фильма объединили всю съёмочную группу. Мне очень хотелось помочь – не просто сняться в этой картине, не просто помочь реализовать планы режиссёра, а помочь воссоздать историю, которая так затрагивает автора сценария. И я, и Олег Асадулин, и Ренат Давлетьяров – это круг людей, которых объединила эта вдохновляющая тема. Когда спрашивают, чей это фильм, я говорю: фильм авторское высказывание Артёма Виткина, режиссёра Асадулина и отчасти актёров.

- В данном случае важно, что это фильм об актёрской, режиссёрской среде, или эта история может произойти с кем угодно?
- Нет, это фильм не про жизнь режиссёра и не про то, как снимается кино. Скажем так, разные стороны жизни наших героев взяты отчасти для того, чтобы история была более выпуклой, более киногеничной. Что может быть более ярким знаменателем, чем кинематографист, режиссёр, которого мы застаем в минуту его триумфа, в минуту его славы, когда он получает приз за свою картину, которая выдвигается на "Оскар". И именно в такой момент Господь срезает этот плод для того, чтобы постараться понять, горький этот плод или полезный, в чём смысл жизни этого плода. Думаю, что отчасти именно то, что мы видим, как наш герой занимается производством своего следующего фильма, позволяет понять метафоричность этой картины. Персонаж испытывает раздвоение личности, является режиссёром, который самореализуется в творчестве, и отцом, семьянином, который попытался однажды себя реализовать как взрослый человек, который имеет ответственность перед своим сыном.


- Расскажите, пожалуйста, какой момент при съёмках фильма был самым тяжёлым эмоционально?
- Это был последний эпизод, когда мой персонаж говорит очень важную для себя и для нашего фильма фразу, которая, честно вам признаюсь, не получилась у артиста Мерзликина сразу. Позже, когда съёмки уже закончились, я сказал: "По-моему, можно было бы сделать лучше". Режиссёр, оператор, продюсер и сценарист картины пересмотрели материал и сказали: "Да, Андрей, давай попробуем ещё раз". Это, наверное, был самый сложный момент. Он непростой не с точки зрения умения или психологического состояния – он важен своей интонационной точностью. Нужно было найти правильный камертон этой фразы. Мы снимали, можно сказать, последнюю фразу героя перед его преображением: он лежит на асфальте, ночь, холодно, сыро. И вот мы два раза этим делом занимались. Второй раз вся группа уже смеялась. Хоть момент в кино трагический, но во время пересъёмки все смеялись, хохотали. Именно в лёгкой атмосфере и получилось то, что надо было создателям. Это был самый сложный и самый смешной момент. А в целом была обычная хладнокровная работа. Мы снимали в условиях тотальной нехватки финансов, как и при создании любого российского кино, и поэтому нужно было быть крайне собранным, крайне точным, быстрым.

- Вы дважды отказывались от участия в съёмках. Это было связано с эмоциональными, моральными моментами?
- Первый и второй раз я отказался, потому что, прочитав сценарий, испугался его проекции на свою собственную личную жизнь в силу того, что мы отчасти схожи с героем. И ситуация, которая берётся в кино, очень легко накладывается на любого человека, у которого есть дети. Не то чтобы меня пугала поведенческая природа моего персонажа – больше пугало "ремесленное" состояние, когда тебе приходится с этим героем очень долгое время быть "на ты", соприкасаться с его проблемами, говорить об этом с утра до вечера в контексте работы с режиссёром, со сценаристом. Этот фильм – это практически сеанс психоанализа для нашего героя: он пытается раскусить, найти человека, виновного в том, что он потерял сына. Это отчасти меня и отпугивало. Но, я вам честно скажу, была такая ситуация, когда у меня был достаточно большой выбор, чем я мог бы заняться. И когда третий раз предложили, я почувствовал, что просто так долго не стучатся в дверь: всё-таки зачем-то Господь предлагает мне в третий раз соприкоснуться с этим сценарием. И Артём Виткин, сценарист картины, помог мне найти шифр, код к этой истории, помог мне найти те островки, опираясь на которые я смогу пройти всю эту историю, не идентифицируя себя с моим героем. Мы превратились из адвокатов в прокуроры персонажа, нарушая все правила Константина Сергеевича Станиславского, которые нам пытались объяснить в актёрских вузах. Так вот, в прокурорском одеянии я и подошёл к этой роли, и мне кажется, что этот взгляд во многом является верным, он помог нам в этой истории быть достаточно радикальными, без излишней сентиментальной эмоциональности, слёз и соплей.

- Какие черты в вашем персонаже вам понравились или близки?
- Опыт этого песонажа достаточно близок мне: для этого не надо сниматься в фильме – иногда достаточно просто подглядеть за окружающими людьми. Просто мой герой сталкивается с радикальным финалом и с радикальным эхом собственных поступков. Но не хочется доводить себя до той грани, когда становится всё ясно, но уже слишком поздно. Хочется быть умнее чуть раньше, чем неизбежность тебя накроет. Вот это единственная, наверное, польза, которую мне принёс герой: понимание, что нужно быть в духовном тонусе до того, как наступит момент неизбежности рока в твоей жизни.

В этой картине мы были в основном заняты философскими рассуждениями, хотя в картине полностью отсутствует философия и на уровне диалогов, и на уровне поворотов. Просто чтобы картина была легко смотрибельной, чтобы она легко доходила до зрителя и даже отчасти чтобы она была простой, лёгкой – за кулисами проговаривались очень сложные темы, очень сложные вопросы, и это объединяло всю съёмочную группу.

- А вы верите в чудеса?
- В чудеса – да, конечно. Верю и сталкивался с ними. Как только начинаешь наблюдать и стараться не пропускать какие-то жизненные ситуации, это становится почти нормой, пусть даже мы говорим о чуде. Чудеса происходят очень часто. Главное – уметь увидеть. Иногда прямо, знаете, дыхание перехватывает, и ты думаешь: ну как это может быть – ничего себе! И главное, оглядываешься – и поделиться не с кем. А вечером, когда рассказываешь близким, это выглядит каким-то книжным или как будто выдуманным.

- В фильме есть такой момент, когда вашему персонажу приходится говорить девушке, которую играет Анна Чиповская, о том, что она плохая актриса. Сложно ли было его снимать?
- Аня Чиповская великолепная актриса, великолепный человек и, поверьте, она осознанно пошла именно на эту роль, осознанно пыталась создать образ некой взбалмошной, капризной молодой актрисы. Это образ, так часто наблюдаемый мною на съёмочных площадках. Это всегда воспринималось нами с большой долей иронии. Мы старались не шутить в фильме, потому что было не до шуток. Но да, это выглядит смешно и выпукло, когда роль неудачной актрисы очень хорошо играет хорошая актриса. И выглядит это кощунством по отношению к Ане Чиповской: как же можно сказать ей в лицо такие ужасные слова?

- Я так понимаю, все актёры хорошо общались друг с другом во время съёмок?
- Если бы не участие двух замечательных актрис: Виктории Исаковой и Ани Чиповской, – я даже не знаю, что бы я делал, где я искал бы поддержку, где были бы те творческие "костыли". Для меня это было большой радостью и вдохновением. Я знал, что эти замечательные девчонки помогут моему персонажу именно таким, каким мне хотелось бы его создать.

- Получается, что они и в фильме герою помогают, и в реальности вам.
- И в жизни они помогли, и персонаж оказался подкреплён теми нужными драматическими нотами, которые умеет создавать Виктория Исакова. Прийти и за две минуты накалить температуру кипения до ста градусов – это не каждый может. Обычно идет первый-второй-третий съёмочный день, и ты входишь в историю, накручиваешь себя. А вот когда актёр приходит, хлоп – и роль сделана – тогда ты думаешь: ничего себе, вот это тонус, вот это готовность к сложным творческим задачам. Поэтому я благодарен Вике и Ане. Возможно, в жизни я не успеваю сказать слова благодарности так буквально, как через средства массовой информации.

- Для вас и для вашего героя актёрская профессия больше творчество или ремесло?
- Можно сравнить актёра со спортсменом. Для того, чтобы произошла спортивная самореализация, нужно очень много тренироваться, а это практически постоянная, нудная, скучная работа. Просто работа. В творчестве это называется ремеслом, познаванием, постоянным оттачиванием. Всё это нужно для того, чтобы наступил неожиданный чаще всего для тебя самого момент, чтобы появилась та самая возможность творческой самореализации, когда тебя как на крыльях ловит вдохновение, когда тебя несёт, и ты, как не доенная корова с полным выменем, – у тебя неожиданно появляется желание высказать что-то личностное про самого себя, что-то прокричать, поделиться своими мыслями и эмоциями. Но это только тогда, когда твоё тело, твоя душа и твои нервы к этому готовы, только когда ты натренирован. Есть такое понятие – натренированный на победу боец.

В кино чаще всего такое происходит, когда ты строишь свою роль в жёстких ремесленных рамках и надежде, что наступит тот съёмочный день, когда неожиданно произойдёт то, ради чего вся эта роль задумывалась, ради чего весь фильм снимался. Не каждый день у тебя вдохновение и возможность поймать этот ветер. Поэтому труд-труд-труд, терпение-терпение-терпение, и, если повезёт, то происходит творческий катарсис. Ты идёшь домой, у тебя улыбка на лице, и ты счастлив и очень хочешь это ещё раз повторить. Это в театре чаще всего случается, но и в кино тоже.

- А в этом фильме у вас был такой момент?
- Вы знаете, мы все стали свидетелями катарсиса на площадке. И я надеюсь, что это лучшая реклама для этого фильма. Потому что, грубо говоря, ничего нового с точки зрения человеческих чувств мы не можем показать. Если бы я звал кого-то на это кино, то чтобы посмотреть, как в этом фильме произошло то, что обычно называется в творчестве химией. Собралась компания людей, пришла к чёткому осознанию, зачем она собрались, и эмоционально все её участники соприкоснулись. Они могут помочь зрителю испытать то, ради чего он ходит в театр и кино, – эмоции. С нами произошло эмоциональное изменение, причем в сторону возвышенных чувств, а не деструктивного настроения. Это картина очень простая, понятная, отчасти иллюстративная, но человечная, искренняя. В конце герой выходит к мощному преображению, которое позволит зрителю отчасти понять название, и позволит осознать, зачем он пришел на этот фильм. И я больше всего надеюсь, что это вдохновит его на то, чтобы сделать звонок родителям или своим детям.