Вы снялись в картине, рассказывающей о женщине, которая признана одной из худших певиц в истории. В своё время над ней смеялись. Фильм тоже даст повод для веселья?

Не думаю, это гениальный фильм, в котором на смешную историю смотрят по-человечески. Режиссёр Стивен Фрирз очень хорошо справился с этой задачей. Он вводит зрителей в заблуждение и заставляет задуматься, в каком же жанре снята картина – комедии или драмы. 

А с творчеством Флоренс Фостер  Джекинс вы были знакомы до фильма?

Конечно. Когда я был подростком, люди засматривали  кассеты с её выступлением. По сути, это было похоже на современные вирусные ролики. Я очень смеялся. Но всё же в какой-то момент мне стало грустно, я пожалел женщину, которая действительно думала, что может петь, хотя на деле не могла.

Как вы готовились к роли?

Перед съёмками я очень волновался. Даже  просыпался посреди ночи с мыслью: «Чёрт, я должен участвовать в волнующих сценах с Мерил Стрип!» (Смеётся.) Чтобы успокоиться, я решил как можно глубже изучить своего персонажа. Я никогда не был так хорошо подготовлен, пять раз перечитал сценарий, спрашивая себя: «Почему я говорю это? Почему я выбираю эту фразу?» К тому же я постоянно наблюдал за Мерил, которая работала по системе Станиславского.

Как именно?

В дни, когда мы снимали счастливые сцены, она появлялась счастливой. В дни печальных сцен она приходила печальной. Ну а если нужно было играть злость, она становилась злой. Я никогда не был уверен, говорю я с Мерил или с Флоренс. Я даже называл её Флорил. 

Каково это – играть со злобной Стрип?

Очень, очень пугающе. Она не набрасывается на вас с криками, но вы ощущаете её кипящий гнев. Правда, к этому привыкаешь. Кстати, её поведение очень помогало мне сосредотачиваться. Иногда из-за долгого рабочего актёрского дня вы начинаете дурачиться и глупить. Так мы, например, делали с Сандрой Буллок. Вместе с нами все начинали хихикать и не могли закончить сцену. Но с Мерил всё не так. С ней всё строго.

Половина вас хочет убежать от неё, а другая половина говорит, что вы не можете. Если вы убежите, то никогда не простите себя. Зато как только вы проходите через это, понимаете, что выросли профессионально.

На съёмках атмосфера во многом зависит от режиссёра. Вам доводилось работать со многими, например с Романом Полански в «Горькой луне». Сложно было?

У каждого свои особенности. Роман Полански не обсуждает с артистами их  персонажей или сюжет. Помню, как мы обедали с ним незадолго до съёмок и он сказал: «Вы сами создаёте предысторию, придумываете её». Но на съёмках он начал вмешиваться во всё, он хотел делать всю работу за каждого, даже за реквизитора. 

Вуди Аллен, который снимал вас в «Мелких мошенниках», отличается совсем другими методами работы. Некоторые актёры говорят, что его метод довольно деликатен: если ему что-то не нравится, он аккуратно предлагает сменить направление. 

Я не сталкивался с этим. Мне кажется, если ему не нравится игра, он просто увольняет вас. На следующий день актёра просто не вызовут на работу. Но он невероятно доверчив. Всё, что он говорил, звучало примерно так: «Вы знаете, я хотел бы, чтобы вы стояли здесь, но если вы не хотите, то ладно. Вам необязательно повторять эти строки – скажите что-то другое». Он очень либерален. Это здорово, позволяет сохранять подвижность и гибкость. Когда всё чётко продумано заранее, это убивает картину.

А каково было сниматься у Кена Рассела?

Он был очень эксцентричен, гениален, и мы, актёры, очень уважали его. Я участвовал в съёмках его фильма («Логово белого червя», 1988). Никогда не забуду съёмки, когда я должен был взять огромный меч и разрубить женщину пополам. После нескольких попыток я сказал: «Кен, я чувствую, что что-то идёт не так». Его ответ был таким: «Чёрт, мне плевать, что ты чувствуешь. Сделайте это так, как я, чёрт возьми»

Автор оригинальной версии - Мэтт Придж