Вы предложили создать единую базу педофилов...

- Да, в Америке есть база, в которую может зайти любой желающий и посмотреть, что, например, его новый сосед в доме напротив был осуждён за педофилию. Нам необходимо создать подобную базу.

Кроме этого, что ещё необходимо сделать?

- Много чего уже сделано, но есть и пробелы. Конкретно, до сих пор возможно условно-досрочное освобождение педофилов. Это недопустимо. Также обязательно должен быть введён запрет на условное наказание таких лиц. Второе, не должно быть срока давности по преступлениям педофильного характера.

Мы провели анализ и выяснили, что 83 реальных преступника-педофила избежали ответственности за истечением срока давности. Теперь думайте, что эти люди ходят рядом с нашими детьми.

Следующий пробел – это вообще отсутствие определения детской порнографии и, как вытекающее из этого, отсутствие уголовного наказания за хранение и перемещение через госграницу детского порно. Я уже приводил пример, когда осуждённому возвращали диски с детским порно, так как это его собственность.

Надо тогда ещё извиняться перед ними, если до такого доходит...

- Да. Также у нас пробел в надзоре за педофилами. Я считаю, что за такими людьми надзор должен быть пожизненным, а у нас – в среднем год.

Наказания, существующие сегодня, по-вашему, достаточные?

- Конечно, нет. Они должны быть максимально суровыми – 25 лет. Такой человек должен быть изолирован от общества. Проблема в том, что у нас недооценка степени опасности. Ну ребёнок, он быстро растёт, быстро забывает. А ведь это тяжелейшая психологическая травма на всю жизнь. Самая действенная мера – стерилизация. В Польше после её введения число педофилов за год сократилось в два раза.

Как быть с домашним насилием, с наказаниями? Можно ли детей шлёпать?

- Можно и морально так наказать, что он переживёт сильный стресс и будет мочиться по ночам. Я считаю, каждый родитель сам принимает решение, как наказать, но есть ограничения на наказания, заложенные в законе.

Как вы воспитываете и наказываете своих детей?

- Старшие уже выросли, а с младшим, пятилетним сыном, мы постоянно спорим, обсуждаем что-нибудь. Каждый день я его ограничиваю в каких-то вещах. Стараюсь воспитывать примерами и убеждениями.

За пять лет вашей работы как изменилась ситуация с детскими домами?

- Коренным образом. Пять лет назад детские дома были переполнены, в некоторых условия были ужасными. Мы с моими юристами проверили более 3000 детских домов: от личного дела воспитанника до его матраса, на котором он пишет, что думает об этом доме. Уволили 256 человек. До Астахова никто не задавал вопросов, как часто дети моются, что едят, почему у них в тумбочке лежат игральные карты и во дворе есть место для курения. До Астахова никто не закрывал детские дома, наоборот – строили новые.

Что происходит сегодня?

- Мы создали систему подготовки приёмных родителей. Если на начало 2009 года в детских домах было 125 тысяч детей, то на начало 2015-го – 72 тысячи. Детские дома начали пустовать, мы их теперь закрываем. В том году закрыли 148, в этом планируем 265. Всех детей расселяем по семьям. До Астахова не было постинтернатного сопровождения детей, теперь оно есть.

Вы несколько раз сказали «до Астахова», а что будет «после Астахова»?

- Меня это больше всего волнует. Я хочу, чтобы всё, что мы начали, было завершено по-человечески. Чтобы каждый ребёнок нашёл своих родственников, потому что 100% сирот в детских домах имеют родных. Чтобы каждый ребёнок-инвалид получил помощь. Чтобы международное усыновление сошло на нет. Никто не отдаёт своих детей. Почему мы-то это делаем? Это позор! Такого не должно быть.

Расскажите немного о себе. Когда вы были ребёнком, кем хотели стать?

- Сначала мечтал быть военным, хотя в семье никого военных не было. Думаю, я реализовал эту задачу, потому что я сам ушёл в армию, отслужил два года в погранвойсках, а потом пять лет проучился в Высшей школе КГБ.
Очень хотел быть водолазом. Всюду искал, где можно освоить эту профессию. В итоге нанырялся за свою жизнь вдоволь, есть сертификаты.
Очень хотел быть парашютистом. Пока не реализовал.
Адвокатом быть не хотел. С подозрением отношусь к детям, которые хотят быть юристами. Это потом пришло. Но в детстве у меня была потребность отстаивать свои права, в этом плане я был конфликтным. Тогда, наверное, было заложено моё будущее адвоката.

Где была несправедливость, и кто помогал с ней бороться?

- Она была в школе – я ссорился с классным руководителем, на улице – дрался во дворе, как все мальчишки. Это нормально. А помогал мне мой отец. Это был человек, который с девяти до 12 лет прожил в концлагере и выжил. Знаете, у него было обострённое чувство справедливости.

Как вы стали главным защитником детей?

- Это было предложение президента – я не мог отказаться. У меня внутри сформировалась потребность сделать что-то важное и большое для людей, чтобы что-то осталось после Астахова. Я был готов.