Анатолий Степаненков и Фаина Гусакова живут в посёлке Бежаницы Псковской области. Несколько лет они учились в одной школе. Она его помнит, он нет, младшая же – мало ли какая там малявка бегала. 

В Великую Отечественную войну Псковская область была оккупирована немцами. Анатолий Васильевич в армию уйти не успел и до 1944 года помогал партизанам. 

– Как-то я смог передать нашему отряду 15 единиц оружия и боеприпасы, – рассказывает дедушка. – Им это было нужно, они сидели без связи с Большой землёй.

Когда «немцев прогнали», он отправился на службу в разведвойска. Повоевать успел только полгода, и дались они ему нелегко – два ранения, контузия. 

Евгения Никитична, жена Анатолия Васильевича, супругу многое подсказывает. О его жизни она теперь знает лучше него. В 92 память уже подводит, а ей 75, она младше на 17 лет. Заметив фотоаппарат, Евгения Никитична уходит и возвращается, торжественно держа парадный пиджак мужа. От количества медалей он звенит колокольчиком.

– Я сам надену, – упрямится дедушка и отказывается от помощи. 

Но 92-летнего фронтовика уже окружили жена, бывший председатель совета ветеранов, нынешний председатель совета ветеранов, фотограф и корреспондент. Каждый старается подсобить старику и ловко подставить рукав под руку. Не получается. Анатолий Васильевич крутится, а с ним жена, бывший председатель совета ветеранов, нынешний председатель совета ветеранов, фотограф и корреспондент.

– Евгения Никитична, что-то ты его сегодня не побрила, – критично замечает бывший председатель Галина Ивановна.

Она отодвинула всех и теперь единолично придерживает для Анатолия Васильевича пиджак. Евгения Никитична замечание игнорирует. «Не побрила – значит не надо», – читается на лице. 

– Когда началась война, – Анатолия Васильевича наконец-то приодели и усадили на диван, – мне было семнадцать с половиной лет. Немцы напали 22-го, а 21-го у нас был выпускной. Помню, что вручали нам аттестаты, танцы устраивали прямо в школе. Мне ребята сосватали еврейку Соню, мы танцевали, смеялись. Гуляли до шести утра и ещё не знали, что началась война.  

– А я в тот год окончила семилетку, – вступает в разговор Фаина Терентьевна. – Класс у нас был большой, почти тридцать человек учились. После войны жизнь развела всех. Как-то Марусю Дёмину встретила, уже перестройка началась. Пришла на базар, а она сидит, яблоки продаёт.  Знаете, она меня не узнала. 

Фаина Терентьевна в 91 год сохранила ровную осанку. Её белые волосы собраны на затылке в небольшой пучок, а сверху, чтобы не трепались, прихвачены старомодным гребешком. Пришла она в пальто, какие носили ещё в советские годы, платочке и очень красивых ботиночках на небольшом каблучке. 

– Со мной ещё учился Володя Петров, так звали мальчика, – вспоминает она.

– Что за Володя?

– Володя... Не знаю, говорить вам про любов? – смущается Фаина Терентьевна, пропуская мягкий знак на псковский манер.

– Он вас любил?

– Да. Всю жизнь ждал. 

Замуж Фаина вышла за другого. Александр был фронтовиком и старше её на шесть лет. В общем, сделала она выбор в его пользу. Несколько лет назад муж умер. 

– А я и вас помню, – обращается она к Анатолию Васильевичу. – Видела, когда вы с отцом на ярмарку приезжали в повозке, с гармонью. 

– Да, да, – смеётся дедушка. – Я на ней играл, первым парнем на деревне был.

– Это уже, наверное, после войны было.

– Нет, до, – поправляет он. – Отец на фронте погиб.

Анатолий Васильевич и Фаина Терентьевна многое позабывали, но не всё.

– А помните, уже война началась, а молодёжь всё равно в клубе гуляла? – смеясь, спрашивает дедушка у Фаины. – Там и Петя Рейтер бывал, командир партизанского отряда, и его солдаты. 

– Вся деревня знала, кто он, а немцы нет? – уточняю я.

– Мы не допытывались, – говорит Фаина Терентьевна. – Но он же сам немцем был.

– Да, с Поволжья, – подтверждает Анатолий Васильевич. – Погиб в августе 42-го в деревне Загрядье. Там они остановились на ночлег, а карательный отряд узнал, окружил деревню, и многих перебили, в том числе и Рейтера. 

Пётр Рейтер был старше Толи и Фаины всего на пару лет. Говорят, что был он не по годам серьёзный.

– И даже ни с кем из местных девочек не дружил, – дополнила Фаина Терентьевна.

– А Валя, она же на немцев работала? – снова обратился Анатолий Васильевич. 

– Да, ты же ещё говорил, что очень её любил. Слушай. В войну я её видела. Молодёжи было приказано идти на комиссию к немцам. Для чего – не сказали. Приходим, сидят немцы, и Валя между ними. Я её хорошо узнала. Когда проходила мимо  неё, она раз и головой кивнула – дала немцам знак. 

Что скрывалось под этим кивком, Фаина не знает, но через несколько дней ей и ещё одной девочке сказали, что их отправляют в Германию. 

– Идём домой, плачем – как это мы в Германию поедем. Пришла домой, маме сказала, а она была шустрая бабка. «Ни в какую Германию ты не поедешь», – говорит. 

Отсиживалась Фенечка у родственников в соседней деревне, пока немцы не ушли.

– А что с этой Валей потом случилось? – не унимается Анатолий Васильевич.

– В мирное время в Бежаницах я встретила её родственников. Сказали, что она живёт в Сибири. Я подумала тогда: «Тебе только в Сибири и жить». Значит, она, когда немцев прогнали, вынуждена была уехать. Потом мне говорили, что она там вышла замуж, дети есть и всё у неё хорошо. 

«Как такой «идиот» напал на нас, на самую большую, самую хорошую страну в мире?»

Софья Яковлевна, Сарапул:

У нас был выпускной 18 июня 1941 года, очень памятный вечер.  Школа была строгая, о парфюмерии мы не имели понятия, никаких завитушек. Первый раз нам разрешили надеть маленькие каблучки. 

Мы все были отличницами,  и уже 21 июня были приняты студентами Казанского государственного университета (КФ(П)У. – Прим. ред. ) без экзаменов. Кто куда, а я на истфак пошла, очень любила литературу и историю. 

22 июня к нам приехали родственники. Мама что-то состряпала, сидим, пьём чай с пирогами, включаем радио и слышим: «Братья и сёстры, – выступал Сталин. – Война». 

Родственники, не распаковав чемоданы, не доев, не допив, побежали обратно на поезд. Их дома ждали ещё двое детей. На вокзале паника, все приезжие едут обратно, все кассы закрыты, билеты не продают. Идут поезда на восток, неважно куда, все буквально «облепляют» своими телами вагоны... Вот так я встретила войну.

Потом бежали в школу, потому что мы комсомолки были, не снялись с учёта. В классе у нас висел плакат, где Гитлер был как «идиот» – с чёлкой, с усами. «Как такой «идиот» напал на нас, на самую большую, самую мощную, самую хорошую страну в мире?» – такое у нас раньше воспитание было.

– Девочки, пошли на фронт?

– Пошли.

Пришли в военкомат, комиссар нас спрашивает: «Девочки, что вы умеете делать?» Отвечаем: «Хотим быть медсёстрами». Глупые были девчонки, не знавшие жизни, откровенно говоря, палец не умели грамотно перевязать.

Но медсёстрами мы не стали. Тогда вся немецкая армия была радиофицирована, а у нас телефоны были. Осколки попадут – и связи нет, поэтому срочно были организованы курсы военных радистов. Нас послали в Елабугу учиться. 

Я была радистом третьего класса. Первый класс принимал азбуку Морзе 200 знаков в одну минуту, а мы, третий класс, с грехом пополам выучили азбуку Морзе. 

На фронте у меня был начальник-радист – Рашид Таймасов, окончил наши курсы, но он был музыкантом симфонического оркестра нашего оперного театра, то есть имел абсолютный слух. Вот так мы втроём: я, Рашид Таймасов и Зоя Батина – воевали с этим «идиотом». В общей сложности в армии была 4 года, на фронте – 3,5.

Помню, стреляют, земля трясётся.

– Я ничего не услышу! 

– Я тоже, какие же мы радисты!

Мы приехали на Брянский фронт, и вот нас, пятёрку дружных девчонок, отправили на разные фронты.

– А я хочу с Галей!

– Смирно! Ты что, к мамане на блины приехала? Это армия. Поедете, куда пошлём! 

Я попала на Третий Белорусский фронт, 37-я стрелковая дивизия. С Советской армией прошагала Брянскую область, Орловскую, Курскую, Белоруссию, Польшу, Восточную Пруссию. Когда мы стояли в обороне, то распорядок такой был: четыре часа работаешь на радиостанции, потом четыре часа дежуришь с винтовкой у радиостанции, зимой по два. Спали в этом же блиндаже на соломе. Были выкопаны земляной стул и столик. Ночью у немцев отобьём территорию, они убегут, а солома останется. Со вшами. Так вот меня кусали и русские вши, и немецкие. 

Одноклассники мои все вернулись с войны, но на сегодняшний день из всех только я осталась. 

«Я получила диплом и ушла на фронт добровольцем»

Мария Диденко, Москва:

Мне повезло: аккурат к началу войны я успела окончить техникум. С выпускными вечерами тогда было туго, да и праздновать особо было некогда: получила диплом и 22 июня 1941 года добровольцем ушла на фронт. О своих однокурсниках я почти ничего не знаю – судьба развела в разные стороны, не встречались...     

В начале войны я работала медсестрой тылового военного госпиталя в районе Яузы. Ухаживала за тяжело- ранеными – один из подопечных потом даже просил моей руки. 

После этого стала курсантом школы военных шифровальщиков, а ещё чуть позднее – военным шифровальщиком 29-го гвардейского Краснознамённого танкового корпуса. Там и провела военные годы.

В моём сердце навсегда три памятные даты: день разгрома немецко-фашистских войск под Москвой в 1943-м, присвоения мне звания гвардеец 12 мая того же года и День Победы 9 мая 1945 года, который я закрепила двумя подписями на Рейхстаге. 

От Москвы до Берлина вместе с боевыми товарищами довелось прошагать 170 населённых пунктов. Фронтовые дороги проходили под разрывами бомб и снарядов, под свистом пуль...

Отец мой тоже воевал, мы вместе участвовали в Сталинградской битве. Правда, встретиться нам так и не удалось: в тех боях папа и погиб.

Во время войны я получила три контузии... Однажды выжить удалось лишь чудом, когда автомобиль со штабными документами и шифровальным аппаратом напоролся на танковую мину... Пассажиров взрывом разметало во все стороны...

Когда уже вернулась в Москву, работала в воинских частях, вышла замуж. Каждое девятое мая непременно собираемся с товарищами за столом. Первый тост по традиции – за павших. 

"На фронте медицине меня обучала женщина, мужа которой посадили за шутку о Гитлере"

Аниса Сафина, Москва:

Война застала меня в небольшом селе Большой Битаман, это недалеко от Казани. Я заканчивала шестой класс. Тогда это событие было сродни выпускному: детям давали грамоты, поздравляли. Был скромный, но праздник.

В нашей сельской школе, кстати, можно было учиться только семь лет.

Хочешь больше – отправляйся в районную. За семь километров...

Сразу на фронт меня не взяли – весь 41-й пришлось провести за школьной партой, доучивалась. С тех пор своих одноклассников так и не видела: как-то мы не дружили, общались мало. В живых уже из них никого и нет, многие погибли на фронте.

После школы я переехала в Казань. Осваиваться в городе помогал муж старшей сестры. Он трудился на авиационном заводе, с отличием закончил военно-воздушную академию имени Жуковского. Направляли его работать в Англию – не поехал. В том числе и из-за меня.

На этом же заводе работала и ещё одна моя сестра. На завод нельзя было опаздывать ни на минуту, а трамвай ходил очень редко. Один раз в нём было очень много народу – и её вытолкнули. Сестра сломала тазобедренный сустав.

В тылу я осваивала профессию медсестры в местной поликлинике. На фронт я попала только в августе 1943 года. Была клинической лаборанткой в госпитале: брала кровь из пальца, делала анализы.

Обучала меня женщина из Сочи. Муж у неё муж был шофёром. В начале войны он услышал сообщение о том, что Гитлер захватывает наши земли, и в шутку сказал: какой молодец. Это услышали и передали куда надо. Его посадили на 17 лет...

Даже уже и не вспомню, сколько вёрст и дорог прошла вместе с солдатами...Это был долгий путь, который завершился Победой.