Metro продолжает цикл публикаций, посвящённых теме "Чернобыль 30 лет спустя, 2016". На этот раз мы расскажем о том, что произошло на атомной станции, когда произошла авария.
В ночь, когда прогремело два взрыва на Чернобыльской АЭС, оператор четвёртого блока Олег Генрих должен был находиться дома, рядом с женой и двумя дочками. Но вышло иначе.
Катастрофа
В ночную смену Олег Иванович работал вместо коллеги, который уехал в Ленинград на свадьбу друга.
– Никаких предчувствий не было, – вспоминает Олег Генрих. – Сидели в операторской с Толей Кургузом.
Ещё по теме: Чернобыль: 30 лет спустя
Прямо перед взрывом Олег Иванович буквально на секунду зашёл в соседнее помещение, что в результате и спасло ему жизнь.
– Внезапно меня подбросило на месте! – говорит он. – Тут же тряхнуло ещё раз. Взрывы были такой мощности, что многотонную плиту, которая герметизирует реакторный отсек, оторвало, перевернуло в воздухе, и она упала рядом.
Оглушённого оператора привели в чувство отчаянные крики Анатолия Кургуза.
– В операторской Толю облило пароводяной радиоактивной смесью из вентиляционной трубы, – рассказывает Олег Иванович. – Распахнул дверь, хотел помочь, но меня тоже обдало, обжёг грудь. Толе было куда хуже, его обварило. Зрелище не для слабонервных…
Генрих упал на пол, там было легче дышать – воздух внизу был не такой горячий.
– Мы попытались выбраться и наткнулись на завалы – вентиляционные короба были оторваны, плиты качались на арматуре, – вспоминает Олег Иванович. – Вокруг кромешная мгла. Тогда пошли к лифтам, но они рухнули. Спасла запасная лестница. Только когда выбрались на ступени, включился аварийный свет.
На улице взгляд оператора упал на четвёртый блок:
– Стены нет, реактор вскрыт, из него идёт свечение. Словно северное сияние вижу. Зрелище завораживает! Фон – десятки тысяч рентгенов! А мы бежим мимо по радиоактивному графиту… Вот тогда испытали шок, поняли, что серьёзно «попали». Но не думали, что будем умирать!
Долго находиться на станции Генрих не мог – у него началась сильная рвота. Его повезли в медсанчасть на скорой вместе с пожарными, которые героически отработали на крыше станции.
– Они все были в грязных робах, еле ноги волокли, – сокрушается Генрих. – Как от них фонило, даже не представляю!
Помощь семьи
Из припятской медсанчасти Олега Генриха доставили спецрейсом в шестую клиническую больницу в Москве – единственную в стране, где принимали облучённых пациентов.
– Я получил 80 процентов ожогов тела разной степени тяжести, – делится он страшными подробностями. – Позже мне поставили диагноз «острая лучевая болезнь третьей степени».
У многих облучённых на ЧАЭС пациентов клиники поначалу было улучшение самочувствия. Но коллега Генриха Анатолий Кургуз «схватил» столь сильную дозу, что чувствовал себя плохо постоянно.
– Когда навестили его в палате, он был чёрный, как уголь, – тихо, едва ли не шёпотом говорит Генрих. – Он сказал: «Да-а, Олег, конкретно мы с тобой залетели. Если выкарабкаюсь, поеду пастухом работать в свою деревню!» И попросил написать что-нибудь семье. Я тоже потом просил об этом, когда ручку держать не мог. Жена Толи, получив письмо, обрадовалась. А вскоре ей сообщили, что муж не выжил…
Врачи не говорили чернобыльским пациентам, что они обречены
Пациентам клиники приходилось соблюдать определённые правила:
– Когда не работает костный мозг, падают тромбоциты. Каждый день у нас брали кровь. Если отсутствовали тромбоциты, которые отвечают за свёртываемость крови, нельзя было, например, бриться или сморкаться, поскольку лопаются сосуды и идёт кровь. Тем, кто входил в палату, выдавались маски, так как при радиации иммунитет перестаёт работать, можно подхватить от больных посетителей инфекцию и умереть. Ну, к нам больные и не заходили.
Жители Гомеля, ровесники катастрофы в Чернобыле, считают, что им повезло
В клинике Олегу приходилось туго, а выжить помогла любовь к близким:
– Помню, ко мне подошёл коллега Игорь Симоненко и сказал: «Вчера умер Валерий Перевозченко, начальник смены блока». Я попросил, чтобы он мне о таком не рассказывал. И без того тяжело было! Моего брата вызвали, хотели костный мозг пересаживать. Но не понадобилось. Всё само заработало месяца через полтора. Я ведь молодой был, семейный. Жить очень хотелось. Я боролся. До этого никогда не болел! Многие в клинике, кому за тридцать было, уходили – у кого-то почки отказывали, у кого-то наследственность плохая. Радиация – невидимый враг, бьёт по всему. А я, если честно, часто думал о семье. Жена прислала фотографию с двумя дочками, которую перед кроватью повесил. Она меня спасала! Есть не хотелось, горло было обожжено, вкус исказился, но я заставлял себя, ел буквально через силу! Понимал, что если перестану есть, не вытяну… Только ради семьи выкарабкался! Около десятка операций пережил. Помогли семья, врачи, оптимизм и тяга к жизни.
Прочитала в газете. Жена Олега Генриха не знала о состоянии мужа
В ночь на 26 апреля, когда Олег Генрих был на станции, его супруга Галина Викторовна плохо спала, просыпалась. Утром, развешивая бельё на балконе, она увидела знакомых, которые принесли дурные вести – на станции произошла авария.
– Я заплакала! – рассказала Галина Викторовна Metro. – По радио объявили, что лучше сидеть дома. Но нужно было идти в медсанчасть. Там оказалось много скорых, нас не пускали. Я позвала Олега, он выглянул. Сказал, что всё хорошо, но я заметила – его лицо было опухшим и багровым. Мы поговорили.
Несколько месяцев, которые муж провёл в клинике, Галина Викторовна жила в Донецкой области и толком не знала, что с ним. Она не могла поехать в Москву, поскольку сидела с двумя детьми, а их не с кем было оставить.
– Однажды в газете прочитала статью, в которой врач говорил о пострадавших, – рассказывает она. – Написала этому врачу письмо. Спрашивала, в каком состоянии муж. И мне ответили! Я узнала, что у мужа прошли три кризисных состояния и остался последний этап, что он будет здоров и работоспособен. Сколько слёз радости у меня было! Потом узнала, что Олег поначалу сильно не пострадал, ему обожгло паром грудь, но всё было цело. Однако через неделю у него стало жечь всё тело, кожа покраснела, потом почернела. К нему ходили люди в масках, он лежал без одежды. Его мазали мазью. Многие стали умирать. Мне говорили: смирись, вряд ли твой муж выживет. Однако он выжил, и сейчас всё хорошо!
Выдержки из писем ликвидатора Олега Генриха родным, которые он отправлял домой, пока боролся за жизнь.
• «Вы за меня не волнуйтесь, самочувствие нормальное, аппетит хороший. Галя, береги детей, это для нас самое главное и ценное. Я уже по вам всем соскучился. Сашенька и Анечка, ку-ку!»
• Какие вы хорошие, родные (пишет о своих впечатлениях от фотографии справа. – Прим. ред.). Анечку совсем не узнаю, изменилась капитально. Сашенька совсем большая стала. А ты, мать, ничего, молодцом, только грустная на фотографии.
• В столовую общую разрешали ходить сегодня. Как разрешили ходить, стало совсем не скучно, на улицу теперь можно ходить, с ребятами общаюсь. Сегодня доктор мой с утра принёс мне из дома огурцов и помидоров.
• Спасибо за письма, я как их прочитаю, словно с вами побыл. О вас не забываю ни на секунду, очень скучаю по вам, как вы там?
• Очень вас хочется увидеть, соскучился, но нужно набраться терпения. Врач советует поменьше находиться на солнце и есть побольше творога. По возможности это выполняйте, и береги наших крошек! Только сейчас понимаешь, что вы для меня всё, и без вас я ноль – никто, а с вами вместе мы семья, очень люблю вас. Крепко целую вас всех и обнимаю, ваш Олег. Поцелуй за меня Сашеньку и Анечку и скажи ей, чтобы слушалась и что скоро папа приедет.
• Анечка, поздравляю с днём рождения! Желаю крепкого здоровья, слушайся маму!
• У врачей был праздник – День медработника. Так мы по 3 рубля сбросились, а нянечка сбегала и купила в цветочном магазине 12 букетов по три цветка, и мы всем – и сёстрам, и докторам, и зав. отделением – подарили. Все остались довольны.