6 августа в мире состоится премьера фильма “33” о спасении чилийских шахтёров после длительного заточения в обрушившейся шахте. В России премьера намечена на ноябрь 2015. Роль бригадира шахтёров в картине исполняет Антонио Бандерас, который рассказал Metro, почему этот фильм является универсально важной историей, о которой должен узнать весь мир.

- Что вы знали о чилийских шахтерах, прежде чем приняли участие в фильме?
- Полагаю, то же, что и все. Я следил за этой историей с самого начала, когда произошёл обвал шахты. Мы слышали много подобных историй из Китая, России и Испании. Правда в том, что когда что-то вроде этого происходит, все привычные жизненные вещи становятся такими далёкими. Началом чуда стала фраза: "33 из нас живы". Именно тогда все замерли в ожидании ответа на вопрос: “А возможно ли спасти их?”

- Вы следили за развитием истории постоянно?
- Я смотрел телевизор, когда спасатели пытались найти шахтёров и когда они уже почти поверили, что никто не остался в живых. И когда они достали бумагу с надписью о том, что шахтёры живы, весь мир ощутил себя в одном большом кино. И все замерли с вопросом на устах: “Можно ли их спасти?”.

- По ходу съёмок фильма вы узнали какие-либо никому ранее не известные подробности?
- Да. Дело в том, что спасательную капсулу для съёмок делали те же самые люди, которые создали спасательную капсулу в реальности. Единственное, наша капсула была на сантиметр шире с каждой стороны, чтобы на ней можно было установить камеры. Создатели капсулы рассказали нам, что во время спасательной операции тоннель продолжал немного передвигаться. И во время первого подъёма Марио Сепульведа (руководитель группы шахтёров) и ещё несколько шахтёров застряли на полпути. В результате первый подъём продолжался сорок минут. А остальные уже быстрее: примерно четырнадцать или пятнадцать минут.

- Но в фильме вы показали, что шахтёры застряли не на первом подъёме, а на втором...
- Да. Пришлось пойти на небольшие отступления, поскольку нам предстояло уместить 70 дней в полтора часа. Это действительно очень сложно, и я считаю, что мы все должны снять шляпу перед мексиканским режиссёром Патрисией Ригген.

- Не странно ли смотреть кино, если вы знаете, что в конце 33 шахтера будут спасены?
- Все мы знаем конец этой истории. Но никто не знает, что происходило все эти долгие дни с оказавшимися в ловушке шахтёрами: их переживания, взаимоотношения. Я бы сказал, что это два фильма в одном. Первый – это фильм о шахтёрах, попавших в ловушку, которые не знают, выберутся они или нет. И второй – это драма, которую они все пережили.

- Насколько сложно было играть чилийца, говоря на английском языке, вместо испанского?
- Английский язык немного портит фильм. Но я хотел сыграть музыку Марио Сепульведы, которая очень точно ощущается. Он человек, который учился выживать с самого детства. И в этот особый момент его жизни, он спас жизни многих людей. Шахтеры даже сказали мне: "Если бы Марио не установил правила в шахте, которые предписывали обрабатывать воду, еду, хранить ключи и действовать по особому плану, то мы вероятно не выжили бы".

- Вы когда-либо думали о съёмках в испанском фильме?
- Пока такой возможности не представлялось. На этот раз у нас были серьёзные проблемы с финансированием. На местном уровне можно было бы снимать на испанском, кроме того, это минимизировало бы и затраты, и риски. Но если мы хотели делать фильм глобального уровнять, то язык очевидно должен был быть английским. Это всегда волнует прокатчиков. Также их всегда волнует, кто снимается в картине, кто режиссёр, каков сценарий... Всё это чрезвычайно важно для международных дистрибьюторов.

- Насколько универсальный должна быть история, чтобы ею заинтересовались прокатчики и зрители?
- Я думаю, что этот фильм как раз универсален. Поскольку он рассказывает о людях в чрезвычайной ситуации. Это понятно всем и в Китае, и в Японии, и в Австралии, и в других частях мира. Тем более, многие люди следили за этими событиями в режиме реального времени, когда спасатели освобождали шахтёров из подземной темницы. Я никогда не забуду, как Марио выходит из шахты живой и думает, что "кто-то сделает кино из этого события". Это история выживания, которая затрагивает нас всех. Марио как-то сказал мне: “Антонио, вы же понимаете, что всё это очень трудно объяснить словами, сложно передать ощущение голода, который превращает людей в животных”. Дело в том, что один из боливийцев даже ложился спать с ножом в шахте, потому что боялся что его съедят.

- Вы когда-либо переносили голод в начале своей карьеры?
- Да, но не такой. Я голодал, потому что у меня не было денег, но я мог украсть что-нибудь. Я мог разбить стекло и взять, например, ветчину. А у шахтёров не было ничего, как и возможности украсть. Они были заперты в огромной могиле, где не было никакой еды, в который люди начинают думать: "Почему кто-то уже не умрёт? Мне нужно что-то белковое”.

- Вам нужно было похудеть, чтобы выглядеть как оголодавшие шахтёры?
- Мы все придерживались диеты и ели очень мало. Но физически я готовился не так много, поскольку видел, что Марио весит немного больше нормы. Но, конечно, условия жизни шахтёров очень сложные: многие ежедневно спускаются под землю на протяжении 20 или 30 лет, чтобы обеспечить свою семью.

- Как вы думаете, если бы подобный сюжет был голливудским вымыслом, 33 шахтёра выжили бы в этом фильме?
- В голливудском кино некоторые шахтёры умерли бы, а в живых осталось бы три или четыре человека. Но я думаю, что живые шахтёры считают своё спасение исключительно чудом. Они поручены Богоматери Канделарии. По поводу поисков один технический сотрудник из шахты сказал: “Представьте, что вы ищете зерно риса в ванной, полной песка. Это примерно то, что мы делали с помощью стального кабеля: сверлили проход к пристанищу шахтёров".

- Вы верите в чудеса?
- Господи! Я думаю, что необъяснимые вещи происходят. И ещё думаю, что люди могут развить своё шестое чувство, когда они сильно чего-то желают. Я верю в мечты. И я не мог представить, что эти шахтёры умерли в этой могиле. Хотя многие и говорили, что “в какой-то момент это кончится, у них есть один шанс на миллион”.

- Были ли в вашей жизни моменты, когда вы думали, что с вами происходит настоящее чудо?
- Да (смех), это было в тот день, когда родилась моя дочь. Моя жизнь полна таких вещей, которые люди обычно считают необычными совпадениями. Я голодал в Мадриде на протяжении двух лет, когда наконец решил возвратиться в Малагу. Однажды ночью я был в кафетерии театра Марии Герреро, где актёры встречаются в надежде, что режиссёр скажет им: "Я хочу, чтобы вы поучаствовали в моём кино". Со мной этого не произошло, потому я решил вернуться в Малагу. Я должен был уехать на следующий день. И как только я собирался выйти из этого заведения, я встретил дочь Нурии Эсперт, испанской актрисы, которая, в то время была директором Института Кинематографии. Её дочь работала в администрации. Я повернулся к бару и спросил: "Что я должен сделать, чтобы работать в Национальном Институте Кинематографии?" Она попросила мой номер телефона. Но я жил в доме уругвайца, у которого не было телефона. Я дал ей номер моего друга по имени Матоя, которого я не видел много лет. Она записала его на салфетке. На следующее утро, когда мои сумки были упакованы, меня позвали в дом хозяина. Это был Матоя, который приехал на такси. Он сказал, что я должен бежать в центр, где проходили пробы. Я отправился туда. В театре была Нурия Эсперт и каталонский директор по имени Луис Паскуаль. После прослушивания я уехал, а спустя две недели они перезвонили мне.

- Вы вернулись в Малагу?
- Нет. Я остался в Мадриде в ожидании. Голодный … голодный … голодный. Уругваец дал мне немного денег, чтобы я купил себе еды. На прослушивание у Паскуаля, на которое меня вызвали, я сказал, что не могу больше ждать и что мне придётся вернуться в Малагу. Тогда Паскуаль сказал, что даст ответ в течние двух дней. Я начал читать, и посреди чтения он остановил меня и сказал: "Вот именно. Вы наняты". С этого всё и началось. Я работал с Аной Белен, меня заметил Педро Альмодовар. Интересно, если бы я не встретил на выходе дочь Нурии Эсперт, если бы она спустилась на две минуты позже, я не говорил бы с вами сегодня. Кто знает, что произошло бы: моя дочь не родилась бы, и я не знаю, где бы я был. Это чудо? Я не знаю. Как рациональный человек, я приписываю подобные вещи жизненным совпадениям.