Глава 9

Артём добрался до чайной очереди, приткнулся последним.

– Артём, ну куда ты, как не свой! В очереди он ещё тут будет! Садись, в ногах правды... Плеснуть горяченького?

Заправляла тут Дашка-Шуба, баба лет уже, видимо, пятидесяти, но совершенно не желающая об этом думать. Приехала она в Москву из какой-то дыры под Ярославлем за три дня до того, как всё ухнуло. Шубу покупать. Купила; и с тех пор больше не снимала её уже ни днём, ни ночью, ни в уборную сходить. Артём никогда над ней не смеялся: а если бы у него остался вот такой кусок прежней его собственной жизни? Мая, или пломбира, или тени от тополей, или маминой улыбки?

– Да. Спасибо, тёть Даш.

– Всё ты тётькаешь мне! – укоризненно и кокетливо. – Ну что там, сверху-от? Погодка как?

– Дождик.

Подошёл человек, разлинованный старыми белыми шрамами и совсем лысый, но при этом не свирепый из-за пушистых бровей и обтекаемой речи.

– Приветствую всех присутствующих, дам отдельно! Про Ганзу слышали уже?

– А что Ганза?

– Граница на замке. Как выразился классик, загорелся красный свет, говорит, прохода нет. Пятеро наших там торчат, застряли.

– Опять, поди, воюют! С Красной линией, небось, опять воюют, а? Хоть бы передохли там они уже все ведь!

– А вот вы у деда этого спросите. Как тебя зовут, дед? Он вот как раз через Ганзу и прошёл.

– Гомер.

Артём перестал дышать жгучим паром, оторвался от белой выщербленной кружки с золотым кантиком.

– А ты-то как к нам пробрался, дедуль? Если закрыли всё? – Артём вызвал пронырливого старика на прямой взгляд.

– Последним проскочил – тот не мигал, не уклонялся. – Прямо после меня и закрыли.

Артём остался над чашкой грибного отвара: белой, со сколотой золотой каёмкой. Гомер сидел рядом осторожно, молча. На кухню стали возвращаться люди. Говорили о том, что грибы побила какая-то белая гниль, вздыхали, чтобы войны снова не было, судачили, кого чей муж на свиноферме за какую часть взял. Проскочил мимо розовый маленький визжащий поросёнок, за ним бледная чахоточная девочка, обошла кругом стол кошка с поднятым трубой хвостом, потёрлась об Артёмово колено, заглянула ему в рот. Пар над кружкой простыл, чай затянулся пенкой. И внутри у Артёма стало всё пенкой затягиваться. Набрались силы, чтобы бросить чашку, посмотреть вперёд. Там был этот старик.

– А о чём, простите... Вы там... Я слышал, люди болтают... Не моё, разумеется, дело, но... Вы наверх поднимаетесь, да? Радио слушаете?

– Поднимаюсь и слушаю.

– Надеетесь найти других выживших?

– Надеюсь найти других выживших.

– И как успехи?

В его голосе Артём не услышал никакой издёвки. Просто полюбопытствовал человек, как будто Артём занимался чем-то совершенно обычным. Допустим, окорока вяленые на Ганзу возил. Артём поднялся, бросил:

– Никак.

Пошёл прочь. Старик – за ним. Собрался что-то рассказать, но передумал. Пособолезнует? Попытается вразумить? Притворится заинтересованным?