Глава 40

Теперь надо было тяжеленный никчёмный ковёр обратно вешать, попадать петельками на гвоздики. Не хотелось жутко.Артём всё равно прижался к этой глупой шершавой стене – лбом, щекой. Она не помогла ему остыть. Папироса лучше помогла. Но... Что-то... Показалось, нет? Он повернул голову, прислонил к штукатурному наждаку ухо. За стеной, с той стороны, с обратной стороны тихо – выли. Выли и орали тихо, еле-еле слышно, потому что стена была толстая, и орали дико, жутко. Затыкались ненадолго, на секунду, набрать воздуха – и снова принимались вопить.

Плакали, умоляли неразборчиво, взвывали опять. Перебивались, захлёбывались и всё равно опять кричали. Там били кого-то, глубоко за стеной. Нет, не били, а ногти клещами драли. Или варили в кипящем масле: такие вопли. Артём оторвался от штукатурки. Что там? Станция Шиллеровская. Это ведь переход до Шиллеровской. И оканчивается тупиком, потому что Шиллеровская на реконструкции. Убрали казематы с Тверской, перенесли на Пушкинскую. Вот и реформы.

– Эй, сталкер? – из-за двери Дитмара голос.

– Прихватило! Иду уже.

Он натужился, отнял от пола двухпудовый ковёр – лишь бы унитаз сейчас не сковырнулся... – и еле угадал, когда уже в руках почти не оставалось силы – куда навесить его. Осторожно, тихо слез вниз. В сортире вновь воцарилась глухая тишина. Теперь тут опять можно было сидеть спокойно.

* * *
– Ну, как тебе квартирка? – Дитмар так и торчал снаружи, видно, тоже приспичило.

– Шикарная.

– Скажу по секрету: тут рядом ещё одна есть такая же. Свободная.

Артём уставился на него.

– Социальное жильё. Доделывают ремонт. По квоте нам отдают, военным. Хотел бы в такой жить? А?

– Мечтаю.

– Ну, а мы могли бы наградить героя Легиона. Другим в пример. За подвиг.

– За какой ещё подвиг?

Дитмар засмолил, ухмыльнулся.

– Бесишься ещё, что мы твоего старика по носу щёлкнули? Не бесись. Проверочка это была. На адекватность. Ты ничего, справился.

– Какой подвиг?

– Квартирка с отдельным санузлом. А? Звучит! И пенсия военная. Сможешь завязать со своими вылазками. Доктор тебе сказал же, а ты...

– Что сделать?

Унтер стряхнул пепел на пол. Осмотрел Артёма ещё раз: холодно. Улыбка у него прошла, и чёрная родинка казалась на бесстрастном лице пулевым отверстием.

– Красные будут брать Театральную. Это нейтральная станция, всегда была. Им она как кость в горле. У них – Охотный Ряд и Площадь Революции, а прямого перехода нету. Только через Театральную могут попасть. Разведка говорит, решились соединить. Мы этого допустить не можем. Театральная отсюда в одном перегоне. Следующий удар уже по Рейху будет. Слушаешь?

– Я слушаю.

– У нас готова операция, чтобы спасти Театральную от них. Надо отрезать переходы с Театральной на Охотный Ряд, на Красную линию. Чтобы они не успели войска через них двинуть. Переходов три. Тебе достанется верхний, через вестибюль. Пройдёшь поверху, по Тверской улице. Зайдёшь в вестибюль. Установишь там мину. Развернёшь рацию свою. Доложишь. И будешь ждать от нас сигнал.

Артём вдохнул чужого дыма полную грудь.

– А своих почему не отправите? У вас что, сталкеров нет?

– Кончились. Два дня назад группа из четырёх бойцов пошла наверх с тем же заданием и пропала. Других времени готовить нет. Надо срочно действовать. Остальных на Театральной могут вычислить. Красные могут атаковать в любую секунду.

– А на Театральной вестибюль... Открыт? Не завален?

– Не знаешь? Твой ведь район.

– Мой.

– Сделаешь?

– Если старик со мной пойдёт. Он мне нужен.

– Ну нет! – Унтер улыбнулся. Пулевое отверстие стало опять родинкой. – Мне он нужней. Мне он нужней, потому что если ты вовремя не выйдешь на связь, или если вовремя не рванёшь этот грёбаный переход, или если ты вовремя не вернёшься, то мне нужно будет кого-то за это... Дообследовать.

Артём шагнул ему навстречу. Дитмар свистнул, и дверь сразу нараспашку хлопнула, а в квартире вдруг оказались трое в чёрной форме, короткие автоматы наготове, знают уже, где будут в Артёме дыры.

– Соглашайся, – сказал унтер. – Большое дело сделаешь. Хорошее, нужное дело.