Глава 30
– Вот когда с чёрными. Слушай, подруга, иди лучше ещё супу поешь. Правда. Я женат.
– Нет-нет... Мне тоже ни к чему, спасибо... А что... Почему? Дочь Мельника... Он твоя жена ведь?
– Моя жена. Моя жена раньше снайпером была. Папаша её натаскал. А теперь грибы вот... Где тут он был у меня... Гриб...
– А Мельник? За что он тебя?
– Он меня за то, что она меня... Лучше скажи, дед... Что за история? С тобой и блондинками?
– Я... Не понимаю.
– Про девчонку ты какую-то говорил. Что-то было у тебя. А то ты всё расспрашиваешь меня, пытаешь. Дай и мне спросить.
– Не было. Ничего... Она... Как дочь мне. В прошлом году. Я бездетный сам. И... Девчонка молодая. Прирос. Не то как отец, не тот как дед, правда... Не как... И погибла.
– Как звали?
– Саша. Сашей звали. Александра. Станцию... Затопило. И всех. Ладно. Давай, что ли... Не чокаясь опять.
– Дядь! Э! Ещё, и колбасы!
– Кончилась колбаса. Глиста маринованная есть. Но от неё... Её умеючи надо.
– А остаться можно у вас тут? На ночь?
– Комната только с бабой сдаётся.
– С бабой... С этой, что ли? Беру. Эй. Сегодня отгул. Иди. Иди.
– И ведь... Говорю себе, что погибла. Что нет. И всё равно везде вижу. Встречаю. С этой жуткой кобылой перепутал... Как я мог? Она... Саша... Такая была нежная... Светлая такая девочка. И только выбралась со своей станции... Всю жизнь, представляешь? На одной станции. Сидела вот на таком же велосипеде без колёс... Ради электричества. Воображала себе что-то. И ещё пакетик у неё был от чая. С рисунком. Какие-то горы там... Зелёные. Китай, что-ли. Лубок такой. И вот весь мир, представляешь, весь мир для неё был – этот пакетик. А вот... А вот кто такой Женя?
– Кто такой Женя?
– Да, кто? Ты с каким-то Женькой, как забудешься, разговаривать начинаешь.
– Друг мой. Друг детства.
– А что он? Где? Всегда с собой? Слышит тебя?
– Где. Там же, где Саша твоя. С ним по-другому и не поговоришь.
– П-прости. Не хотел.
– Это я не хотел. Чтобы это всякие слышали. Не буду больше. Я всё понимаю: Ж-жени нет,
Артём. Точка.
– Простишь?
– Всё, чёрт с Женей. Закончили. Афиц-цант! Уговорил! Давай сюда глисту свою. Порежь только... Помельче. Чтобы непонятно было. Жалко твою Сашку.
– Сашеньку.
– Может, надо было ей и оставаться на своей станции? Может, нам всем надо было просто оставаться на своих станциях, а? Не думал? Я вот иногда думаю... Сидеть дома и никуда не ходить. Грибы растить. Хотя... Женька остался вот, и что?
– Я. Я что говорю-то... Я ведь раньше машинистом был. Метро. Настоящим машинистом метро, да-да. И... Вот теория у меня... Сравнение такое, как бы. Что жизнь как ветка... Как рельсы. Есть на ней стрелки, которые рельсы эти переключают. И конечная – но не одна, а несколько. Кому – просто отсюда туда, и всё. Кому – в депо на покой. Кому – через секретный межлинейник на другую ветку перескочить. То есть... Конечных много может быть. Но! Пункт назначения у каждого – только один! И – свой! И надо на путях все стрелки правильно перещёлкнуть, чтобы попасть именно в пункт назначения! Сделать то, ради чего вообще появился на свет. Я понятно излагаю? И вот я начал говорить, может быть, я старый дурак, и это всё дурацкая романтика... Но от случайной пули умереть... Или вообще не выходить никуда... Это всё не твоё, Артём. Мне кажется. Не твой пункт назначения. У тебя – другой. Где-то.
– Твоими бы устами, – Артём выпустил дух. – А ты на какой линии служил? Твой-то пунктик где был?
– Я? – Гомер махнул ещё стопарь. – Я на Кольцевой.
Артём скривился. Подмигнул старику.
– Смешно. А глиста ничего. Если не знать, как она называется... А?
– Я не буду.
– А я буду. Вот что, дедуль: встречал я уже людей, которые мне про жизнь, про судьбу... Про предназначение. Ересь. Понял? Ничего нет. Есть пустые туннели. И ветер по ним дует. Всё!
– Ладно, давай выпьем.
Пили, пока не опустился туман.
