Глава 29
– Неважно что. Через Рейх не пойду. Я, знаешь, этих паскуд... На плоту, когда плыли сюда... Еле усидел. Не было бы их пятеро... С пятерыми как-то... Несподручно. Нежилец ещё этот наш... С яйцом...
– Дурацкая ситуация... – Гомер пригладил дремлющую у него на коленях курицу. – Жалко мужика.
– Длинный день сегодня какой, – Артём утёрся. – Эй! Эй, официант!
– А? – официант был пожилой, неопрятный, равнодушный.
– Что есть? Самогон есть?
– Грибной. Сорок восемь градусов.
– Да. Будешь, дед?
– Грамм пятьдесят если только. И колбасы. А то развезёт.
– И мне сто.
Принесли.
– Бесконечный какой-то день. Давай за идиота этого, что ли. За Олежека. Чтобы жил. Чтобы не снился мне со своим яйцом.
– Ладно. Глупая ситуация совершенно. Нелепая.
– И мне ведь близко чиркнуло. Знаешь, вот ничего не чувствуешь. Вжик. А сейчас думаю: могло уже всё кончиться. И не худшим образом. Тебе бы подошло для твоей книжки? Р-раз! И такая концовочка, а? Случайная пуля.
– Ты правда думаешь, что тебя там убить могли?
– Может, и к лучшему бы, а?
– В трёх станциях от Театральной?
– В трёх станциях... – Артём опрокинул ещё, оглянулся на утопившуюся в супе танцовщицу, на уснувшего официанта. – Он там есть вообще, этот радист, а, дед? Правду скажи. Куда я иду вообще? Зачем?
– Есть. Пётр. Умбах, кажется, фамилия. Пётр Сергеевич. Познакомились. Мой ровесник.
– Умбах. Это прозвище? Как будто из Рейха сбежал. От паскуд этих.
– Вам тоже наливать?
– Нет. Нет-нет. Ну допустим. Спасибо. Не думаю, что из Рейха. Просто...
– Меня ведь там чуть не вздёрнули раз, дед.
– А? Но ты-то же не... Или?
– Стрельнул их офицера. Так вышло. И потом ещё... Короче. Из петли достали.
– Можно? Вот столечко. Хватит-хватит! А ведь достали, а? Я вот, знаешь, думал... Как и кто умирает. Куда в жизни добирается. То есть я, конечно, романтический старый дурак, но... Ты ведь ни сегодня не умер, ни тогда.
– И что? А вот ребята, пацаны, с которыми мы... С которыми мы бункер от красных... Из Ордена ребята. Из моего звена один Летяга остался. И то еле-еле. А сколько там полегло? Ульман, Шляпа, Десятый... Они вот, к примеру, что? Почему им тогда было умереть сказано? Плохо себя вели?
– Да Господи, нет!
– Вот. Вот, дед. Эй, дядь! Принеси ещё отравы своей! Работай, работай!
– Это... Это та история, которую ты у Свинолупа в кабинете? – подождав, пока нальют и пока удалятся, осторожно спросил Гомер. – Это про Корбута, да? Начальника их контрразведки? Он весь свой спецназ на Мельника бросил... Так? Без санкции партийного руководства?
В фанерную стену мерно застучали с обратной стороны – то ли спинкой кровати, то ли головой, громче и громче замычали. Помолчали, послушали, вытаращили глаза, перемигнулись.
Наклонившись к Гомеру через карликовый стол, Артём выдохнул.
– Контрразведки... Председатель КГБ он был. Красной линии. А с санкцией или без санкции... Сам подумай: председатель! В общем, я был вместе с пацанами в том бункере. Весь Орден. Сколько нас было? Пятьдесят? Против батальона. И не простого батальона. А если бы бункер красным достался... Там склад был.
– Я слышал что-то. То ли консервов, то ли лекарств.
– Консервов, ага. Но таких, которые если откупоришь... Думаешь, жратва красным нужна? Всегда они без неё жили и дальше прожили бы. Химоружие. Консервы! Отбили. Консервы твои наверх вынесли. Половину наших похоронили. Вот и вся история. Не чокаясь.
– Не чокаясь.
– И Мельник... Ты его в коляске уже видел. А до того не встречался?
– Да. Но он и в коляске... Боевой такой...
– Это человек, который Орден сам – сам! – по человечку собирал. Лучших. Двадцать лет. И вот, в один день... Я-то с ними год всего прослужил... А как семья. А ему? И – инвалидом. Руки – правой! – нет. Ноги не ходят. Представь. Он в коляске!
– А ты, я так понимаю, служил в Ордене с тех самых пор, как чёрных ракетами... Вы же вместе с Мельником эти ракеты нашли, верно? И если бы не нашли, чёрные бы всё метро сожрали. И после он тебя в Орден принял. Как героя. Так?
– Давай сразу ещё по одной, дед.
За стенкой кричали так, что даже курица очнулась. Плёнка сонная слезла у Рябы с глазных ягод, и она попыталась вспорхнуть.
– Па-алетела душа в рай, – сказал Артём, пытаясь заграбастать куру пьяной рукой. – И вот что интересно. Маршрут тот же. Смотри. Нам отсюда куда теперь? Только к Трубной. И оттуда – до Сретенского бульвара. На Красную линию, прости уж, тоже не хочу. Такой у тебя спутничек. А тогда получается дорога одна. На Тургеневскую. Потом по нашей ветке... До Китай-города. Гиблый там туннель был... Злой. И до Третьяковской. Два года назад по тому же маршруту шёл...
Чёрт. Сколько всего в два года влезло. А от Третьяковки по зелёной – к Театральной. Тогда я, правда, к Полису шёл...
– Это тот самый поход? Вот когда с чёрными?
