Глава 27
– У вас-то с уродами как?
Артём притворился, что это не его ковыряют вопросами. Промолчал. Но там не сдавались.
– Эй, друг! Говорю, у вас на Алексеевской с уродами как?
– Нормально.
– Это значит, что есть, или вы своих всех перебили?
– Нет у нас никаких уродов.
– Есть. Они, друг, везде есть. Они как крысы. И у вас должны быть. Ныкаются, гады.
– Учту.
– Но вечно-то они прятаться не смогут. Вычислим. Всех до единого, тварей, вычислим. Всех линеечкой... Да, Беляш?
– Точняк. В метро для уродов места нет. Самим дышать нечем.
– Они ведь не просто грибы жрут, это они наши, наши грибы жрут, сечёшь? Мои и твои! Нашим детям места в метро не хватит, потому что ихние всё займут! Или мы их, или они...
– Мы, нормальные, вместе должны держаться. Потому что они-то, твари, кучкуются...
Артёму положили руку на плечо. По-товарищески. Один был одутловатый, под глазами мешки, борода клином, руки пухнут от лишней воды. Другой весь в пороховых кружевах, морда в оспинах, лоб в два пальца высотой. Третий – обритый жлоб со сросшейся чёрной бровью; этот точно не ариец. Ещё двое таяли в темноте.
– Люди как свиньи, чуешь? Сунули пятак в корыто и хрюкают. Пока им туда помоев подливают, всем довольны. Никто думать не хочет. Фюрер меня чем зацепил? Говорит: думай своей головой! Если на всё есть готовые ответы, значит, кто-то их для тебя подготовил! Задавать вопросы надо, понял?
– А вы сами-то раньше бывали в Рейхе? – спросил Артём.
– Я был, – сказал оспяной. – Транзитом. Проникся. Потому что правильно всё. Всё на свои места становится. Думаешь: раньше-то я где был?
– Точняк, – подтвердил обритый.
– Каждый с себя должен начинать. Со своей станции. С малого, с малого начинать. Вот взять, прошерстить соседей хотя бы. Героями не рождаются.
– А они есть. Везде есть. У них типа мафии своей. Друг друга тянут. Нормальных не пускают.
– У нас на Рижской такое прям. Сколько ни бейся, как лбом об стену! – заметил Лёха. – Это из-за них, что ли? Как они выглядят-то хоть?
– Они, чуешь, другой раз так спрячутся, от человека не отличишь. Поскрести приходится.
– Жалко, не все втыкают! – поддержал отёчный обритого. – У нас на станции начал уродов вычислять... В общем, люди не все ещё готовы, – он потёр челюсть. – Некоторые скрещиваются с ними, прикинь, мерзота?
– Главное, запоминать всех. Всех, кто на наших руку поднимал. Кто душил нашего брата. Придёт ещё времечко.
– Я говорю: давайте с нами! – оспяной никак не убирал руку с Артёмова плеча. – Добровольцем! В Железный легион! Ты же наш! Ты наш ведь?
– Не, мужики. Мы в политике по нулям. Мы – в бордель.
Горло прямо сдавило. А рука эта жгла сквозь водолазку: вот-вот палёным потянет. Хотелось извернуться по-ужьи, уйти из-под этой руки. Да куда?
– А не обидно? Его зовут метро спасать, а он – в своё корыто пятаком обратно. Ты вообще думал хоть, почему мы в таком положении оказались? Как выживать нам, людям, думал вообще? Своей головой?
– Чуешь, Панцирь, забей! Может, он там уродку шпилит? Хххы! А?
– Э, дед, может ты хоть? На старости лет пора и о душе! Ты-то же нормальный должен быть!
– Ничё. Вот Железный легион соберут, и тогда... Сейчас потренируемся... А потом вернёмся и припомним всем... Тварям. Пройдёмся ещё по метро. Маршем.
– Чё за Железный легион? – не выдержал Лёха.
– Добровольческий. Для своих. Кому уроды жить не дают.
– О! Вон там... Тихо... Приехали, гля.
На Цветном бульваре их встречал прожектор, так что подходить к станции пришлось зажмурившись, чуть не вслепую. Вместо дозорных тут стояли вышибалы; ни визы, ни паспорта их не интересовали. Только патроны: тратить приехали или слюни пускать?
– Врача надо! Есть врач?! – едва пристали, Артём выкарабкался на платформу, дёрнул за шкирку брокера. Олежек уже сдался и ничего больше не бредил. Ртом у него шли красные пузыри. Верная курица прикорнула на его дырявом животе, чтобы не дать Олежкиной душе через дырку выдохнуться.
– Врач или медсестра? – загоготал раскуроченный охранник: нос вплюснут, вместо ушей загогулины.
– Ну умирает человек!
– А у нас и ангелы найдутся.
Но всё же показали: туда к врачихе.
– Она, правда, по дурным болезням у нас. Так что насчёт пули извините, зато триппер в два счёта определит.
– Берись, – велел Артём брокеру.
– Последний раз, – преду-предил тот. – Это не я его, вообще-то.
– Никому-то ты не нужен, – передал бессознательному Олежеку Гомер, принимаясь за одну ногу.
– Одной курице.
