Глава 20
– Тормози! Тормози!
Завизжали тормоза, кубарем полетели друг на друга зобастая тётка, человек с носом и прочие все, неразделимые в темноте. Замяукал младенец, всё больше расходясь. Отец не знал, как его успокоить.
– Всем оставаться на местах! Не спускаться с дрезины!
Щёлкнул один фонарик, зажигаясь, потом ещё. В прыгающих лучах видно стало, как суетливо и неловко пролезают в свои шлемы кевларовые бойцы, как они лениво сходят на рельсы, оцепляя маршрутку, становясь между людьми и туннелем.
–Что? Что случилось?!
У одного кевларового зашебуршало в рации, он отвернулся от гражданских и пробубнил что-то в ответ. Подождал приказа – не дождался, а без приказа не знал, что делать, и застыл недоуменно, как будто из него душу вынули.
– Что там? – спросил и Артём.
– Да брось, хорошо сидим! – беспечно ответил свитер. – Куда нам торопиться?
– Вообще бы хотелось... – обсасывая губу, промямлил Лёха.
Гомер молчал напряжённо.
– А мне есть вот куда! – отец кулька привстал. – Мне к матери вон надо ребёнка! Я сам ему, что ли, сиську дам?
– Ребятки, что там говорят хоть? – колыхнула зобом пергидрольная тётка в сторону бойцов.
– Сидите, женщина, – твёрдо сказал кевлар. – Ждём пояснений.
Минута натянулась, как струна. Вторая. Свёрток, не утешенный своим неумелым отцом, зашёлся уже визгом. Из головы дрезины раздражённо посветили им всем в глаза миллионом свечей, разыскивая источник плача.
– В задницу себе посвети! – крикнул отец. – Ни хрена не могут! Да пускай бы тут красные и взяли всё, может, хоть порядок наведут! Каждый день отрубают!
– Чего ждём? – поддержали с тыла.
– Далеко едешь-то? – в голосе свитера слышалось сочувствие.
– Парк культуры! Полметро ещё! А-а-а. Ба-ю-бай.
– Давай шагом хоть двинемся!
– У нас-то не на электричестве! Заводи! До станции бы добраться, а там уже...
– А если диверсия?
– И вот что наша служба безопасности? Где она, когда нужно?! Допустили же!
– Да уж не началось ли, хоспади?!
– Шагом, говорю, давайте! Помаленечку...
– Вот за что налоги плотим!
– Ждём указаний! – бормотал в рацию боец, но оттуда только кашляло.
– Точно ведь диверсия!
– А это что там? Ну-ка посвети... – свитер прищурился, ткнул пальцем в темень. Один кевларовый по его наводке навёл фонарь: на чёрную дыру. Из туннеля шёл в земную толщу ходок, узкий коридорчик.
– Эт-то что ещё? – изумился свитер. Кевларовый резанул лучом ему по глазам.
– Не лезьте, мужчина, – отрезал он. – Мало ли.
Свитер не обиделся. Сделал себе из ладони козырёк и стал для света неуязвимым.
– Про Невидимых наблюдателей сразу... Слышали историю?
– А?
– Ну... Про Метро-два. Что правительство... Лидеры той России, которая раньше была... Великой.
Что не делись они никуда. Не бежали. Не погибли. Ни на какой Урал не спаслись.
– А я про Урал слышал. Ямантау там, или как называется. Город под горой. И туда все сразу, как заварушка! Мы-то тут пускай гниём, а первые лица все... Там и живут.
– Брехня! Никуда они нас не бросили. Они-то бы не предали нас, народ. Тут они. В бункерах, которые рядом с нами. Вокруг нас. Это мы их предали. Забыли. И они вот от нас... Отвернулись. Но тут где-то... Ждут. Присматривают за нами. Берегут. Может, их эти бункера – за стенами наших станций. А их туннели, секретные, – за стенами наших. Вокруг прямо идут. Следят за нами. И если мы заслужим... Спасение. То – вспомнят. Спасут. Выйдут из Метро-два и спасут.
На дрезине попритихли, уставились на чёрный ходок, на беспросветный омут, зашептались.
– А вот чёрт знает...
– Хрень это всё, – зло бросил Артём. – Ересь! Был я в этом Метро-два.
– И что?
– И ничего. Туннели пустые. Пустые туннели и кучка дикарей, которые человечиной кормятся.
Вот и все ваши Наблюдатели. Так что сидите тут, ждите. Спасут.
– Не знаю, – добродушно хмыкнул свитер. – Рассказчик из меня не особо. Тебе бы послушать того мужичка, который мне всё это дело изложил. Я прямо проникся!
– Правда, что ли, людоеды? – уже у Артёма спросил отец с кульком. Но тут дали свет. Охране в рацию пробурчали благословение. Дрезина чихнула. Скрипнули колёса. Поехали. Люди выдохнули, даже ребёнок затих. Стали проплывать мимо тёмного ходка, заглянули с опаской. Ходок оказался подсобкой. Тупичком.
