Вс третила на днях знакомую мамашку. Наши дети родились в одном роддоме разницей в три дня. Перед прогулкой с коляской она зачем-то смотрела телевизор и теперь пребывала в страхе, что на нас нападут американцы и обязательно начнётся война. Начнётся неожиданно, а у неё муж «дальнобой», его дома по неделям нет, и в случае обстрела ей совершенно не на кого надеяться. Я ей предложила не смотреть больше телевизор. Так и молоко может пропасть.
Я вот не смотрю, хотя война проникает и в мой дом. Через социальные сети, через друзей и подруг. Бабушка знакомой осталась в Донецке и отказывается покидать свой дом, который по вечерам обстреливают из артиллерийских установок. Знакомая звонит бабушке по скайпу и сходит с ума, когда та отключается со словами: «Пошла в подвал, начался обстрел». Моя подруга из Воронежа рядом со своей дачей наблюдает ежедневные военные учения, а крышу на этой даче ей кроет украинец, бежавший от войны. Он тоже сходит с ума, потому что и его родители отказались покидать свою несчастную квартиру и тоже прячутся по подвалам, чтобы не быть убитыми обломками собственного дома. Из-за этих рассказов я которую ночь вижу во сне, как мой маленький уютный микрорайон забрасывают бомбами. Башни строительных кранов возле новых многоэтажек рушатся на меня беззвучно, поднимая облака пыли из битого кирпича и стёкол. А я держу на руках своего восьмимесячного сына, который бьётся в истерике. Я успеваю подумать, что если выживу, то как мне добежать до дома, чтобы вызволить из квартиры свою маму и собаку?
Моя воронежская подруга уже озвучила чёткий план: «Если война начнется у тебя – без паники: берёшь сына, собаку, документы и любыми путями ко мне. Если у меня: беру сына, кошек – и к тебе». Я думаю, в нас срабатывает генетическая память. В детстве, когда я болела, моя бабушка вместо сказок рассказывала о том, как она с пятилетней дочкой и годовалым сыном выбиралась из взятого фашистами Новгорода. Как по дороге сердобольные женщины говорили ей: «Да брось ты детей, они всё равно погибнут, и сама пропадёшь...» Но бабушка выстояла всю войну и выходила обоих. И я думаю: «Как с нами: русскими и украинцами, – с теми, кто вместо сказок слушал совершенно непереносимые истории о войне своих бабушек и дедушек, могло произойти такое? Когда это произошло? И почему жизнь стала дешевле национальности? Почему люди, которых я лично знаю как нормальных и адекватных профессионалов: журналистов, социологов, историков, учителей, иногда даже поэтов и музыкантов – вдруг начали призывать к оружию под патриотическими флагами, причём одними и теми же словами, и иногда неясно, за какие именно флаги они выступают?»
И ещё я заметила, что в моей ленте «Фейсбука» громче всех кричат о национальных интересах и с той, и с другой стороны люди с неудачами в семейной жизни. Мой «Фейсбук», конечно, не «Левада-центр», но самым агрессивным сторонником отстаивания национальных интересов с оружием в руках среди моих знакомых стал парень, который бросил свою жену с двумя детьми и постоянно ноет, что ему не хватает денег из-за этих дурацких алиментов.
Я могу ошибаться, но мне кажется, что национальные интересы любой страны как раз начинаются не там, где стреляют, а в детских комнатах каждого конкретного дома. Нации нет проку от героически погибших отцов, оставивших своих детей...
Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции.
