Было тяжёлое ОРВИ, но, как только пошли на поправку, нам разрешили гулять за пределами своего отделения и даже ходить в галерею, соединяющую «общую соматику» с «неврологией». Галерея оказалась самым радостным местом, куда детишки из соседних отделений приносили игры и где резвились как могли в больничной несвободе.

И тут один пацанёнок лет десяти заинтересовался моим двухлетним сыном. Стал показывать, как правильно мячик подкидывать и как отбивать руками. Мой был счастлив – с ним играл натуральный ребёнок, а не вся королевская рать тревожных родителей и бабушек. Оказалось, у пацана есть младший братик, тоже двухлетка, и он по брату скучает.

А у самого губа разбита, глаз с кровоподтёком, а на шее жуткие синяки. Лежит с сотрясением мозга. Что случилось, спрашиваю. Оказалось, отчим избил! И не просто избил, а повалил на пол и душил, вот откуда синяки на шее. Мать вмешалась – вернее, подставилась, муж и её покалечил. И так происходит каждый раз, когда отчим напивается. А живут они в деревне, и бухает эта мразь беспробудно. Мальчик три года живёт в этом аду, а его мать от ублюдка ещё одного ребёночка родила. И вся деревня знает, что Лёха сегодня пьяный и Серёжке лучше домой не приходить. Но идти мальчику некуда, ему и поговорить-то не с кем. Здесь все так живут.

Мужики напиваются и баб с детишками избивают. Вроде как у Серёжки хорошие отношения с учителем физкультуры, и можно было бы у него попросить защиты. Но нет, физрук – лучший друг отчима, они вообще вместе бухают. И мальчик возвращается после школы не домой, а на бойню. Мать его что-то там покричит, что уйдёт от мужа, но с места не двигается, в полицию заявлений не пишет. Потому их семья считается полной и благополучной.

Но в этот раз соседи вызвали скорую, потому что мальчик потерял сознание, и думали – умер. Врачи полицию вызвали, те показания брали. Мать даже поклялась уехать от душегуба в другую деревню – к бабке. И мальчик на это очень надеется, хотя по голосу понятно – уже не верит. Пока он лежал в больнице, мать его так и не навестила. Пришёл биологический отец, привёз одежду и дал 100 рублей. Но не затряхнул того ублюдка, который чуть его сына не убил. Не сказал: «Сынок! Ты будешь жить со мной! Сердце моё разрывается, когда я думаю, что кто-то тебя хоть пальцем тронет!» Нет, сказал: «Купи чипсов себе» – и ушёл. Но время, когда Серёжа лежит в больнице, для мальчика – самое счастливое за последние три года. Он в безопасности.

Я, к сожалению, не оптимист. По роду своей работы я часто читаю судебные решения и обвинительные заключения. И вижу, как женщины без конца терпят побои или много раз подают заявление в полицию, а потом снова забирают. Пока однажды не закончится всё плохо.
Как-то с одним прокурорским из района мы обсуждали уголовное дело, когда двое пожилых мужиков жили вместе в заброшенном доме. Пили и дрались каждый день. Один в другого всадил нож. Но первый даже не заметил. Продолжил застолье, а потом сказал: «Мне что-то душно», вышел на улицу и упал замертво. Три дня пролежал, друг ходил мимо в магазин и за дровами. Полицию дачники вызвали, когда увидели, что собаки раздирают лежащего на земле соседа.

Я воскликнула: «Что ж за зверьё такое! Откуда оно берётся?» И прокурорский – парень из приличной семьи без связей, которого сослали в глушь для начала карьеры, произнес: «Это вы живёте в своём рафинированном мирке, где исчезновение сыра из магазина – повод горевать, а здесь живут именно так...»

И я смотрела на этого светлого ещё мальчика в больничной галерее, который с удовольствием и азартом играл с моим ребёнком в мяч, и думала, что может вырасти из ребёнка, которого никто никогда не смог защитить и который видел с детства только насилие?

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.