И это суждение вполне убедительно, поскольку Куприн в своё время был офицером Белой армии и даже одним из её идеологов. Вот, например, что он писал в 1919 году в газете «Приневский край»: «25 октября старого стиля 1917 года в управление всем Российским государством вступил Владимир Ленин и вот уже два года в полной мере самодержавно правит Россией.
Он заключил позорный мир с Германией, он впустил германские полки разорять русскую землю, он порвал всякие дружеские отношения с нашими старыми союзниками англичанами и французами, он вместе с немцами устроил самостоятельную Украину, и он же источил русскую землю кровью, уничтожил десятки тысяч людей в тюремных застенках и под орудиями пытки палачей, он призвал наёмных китайцев и латышей, чтобы пытать и уничтожать русских людей, он задушил русскую свободу и вернул Россию к самым тёмным временам бесправия, полицейского режима, пыток и казней.
В страшные времена Иоанна Грозного русскому народу легче жилось и дышалось, нежели в Советской России в неистовые времена Владимира Ленина».
У меня и у моих собратий есть к Куприну претензия. В 1913 году он написал рассказ «Анафема». Сюжет там такой: некоему протодиакону приказывают возгласить в храме анафему Льву Толстому... А он вместо этого возглашает отлучённому от Церкви писателю «многая лета». Полагаю, Куприн бывал на богослужениях крайне редко (если вообще бывал) и, разумеется, не мог знать того, что после XVIII века в Российской церкви еретиков и отступников поимённо анафеме не предавали. В самом «Определении Святейшего Синода от 20–23 февраля 1901 г. о графе Льве Толстом» нет слова «анафема».
Так что ничего подобного тому, что вообразил и изложил на бумаге Куприн, в действительности не было и быть не могло.
В конце XIX века, когда Куприн много странствовал по России, возник такой анекдот. Будто бы этот писатель, пребывая в маленьком городке, отправил телеграмму государю Николаю Александровичу. Там сообщалось, что местность, где он пребывает, выходит из состава империи и объявляет о своей самостоятельности. И вот из Петербурга приходит депеша на имя тамошнего губернатора. Чиновнику предписывалось следить за тем, чтобы писатель Куприн не только пил, но и закусывал...
В начале ХХ века в компании литераторов присутствовали Александр Куприн и литовский поэт Юргис Балтрушайтис. Их представили друг другу, последовало рукопожатие.
– Куприн.
– Балтрушайтис.
Пьяноватый Куприн принял литовскую фамилию за глагол в повелительном наклонении, что-то вроде «угощайтесь», а потому произнёс: «Спасибо. Я уже...»
Как известно, придя к власти, большевики принялись грабить состоятельных людей. При этом самый процесс насильственного отчуждения собственности назывался двояко – «социализировать» и «национализировать». Мой покойный друг Евгений Борисович Чуковский мне говорил, что в знаменитом альбоме «Чукоккала» рукою Куприна было записано такое его стихотворение:
ПОСЛЕ ОБЫСКА
Ушли. Сижу я гол и бос –
Сапог и брюк мне
не вернули…
А в голове один вопрос:
Социа... иль национа...
лизнули?
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
