Ахматова выходит из своей комнаты, в руках у неё небольшого формата тетрадочка стихов.

«Посмотри, – говорит она мне. – По-моему, это очень хорошо». То были переписанные рукою автора тринадцать стихотворений Тарковского (Арсений Александрович родился 25 июня 1907 года). Я помню, Анна Андреевна читает:

Шах с бараньей мордой –
на троне.
Самарканд – на шахской
ладони.
У подножья – лиса в чалме
С тысячью двустиший
в уме.
Розы сахаринной породы,
Соловьиная пахлава.
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова.

Летом 1965 года мой приятель Александр Авдеенко, который работал в агентстве печати «Новости» (АПН), поручил мне взять интервью у Ахматовой. Она согласилась, и наша с ней беседа была опубликована во многих газетах. Анна Андреевна говорила о лучших переводчиках поэтических текстов, привела несколько имён, в частности А. Тарковского, и назвала его «... изумительным переводчиком и пока мало кому известным, одним из замечательнейших поэтов нашего времени».

Как только интервью появилось в печати, я послал его Тарковскому по почте. Вот что он написал мне в ответ: «Дорогой Миша! Я получил Ваш пакет с похвалами. Чует моё сердце, что эти похвалы скорей Ваши, чем Ахматовой, тем более я благодарен Вам. Только Вы с Ахматовой меня и превозносите, остальные меня только рвут на клочья. Обнимаю Вас. Ваш А. Тарковский».

Он был весёлым, остроумным, очаровательным человеком. Прибавьте к этому редкостную красоту его лица, в котором светились ум и доброта. Экспромты и каламбуры его были бесподобны. Помнится, он зашёл на Ордынку, чтобы получить конверт с деньгами – Ардов возвращал ему долг. Тарковскому открыли дверь, и он с порога произнёс:

Я пришёл к тебе
с приветом,
Чтобы деньги взять
при этом.

Я запомнил эпиграмму Тарковского на поэта-переводчика Вильгельма Левика:
Левик,
Иди в хлевик,
Там – твоё место,
Там – твоя невеста.

Мы помним знаменитую фразу мадам де Помпадур: «После меня хоть потоп». А Тарковский жил в довольно запущенной квартире, но приводить её в порядок запрещал. Он говорил: «После меня хоть ремонт».

Вспоминается мне ещё март 1966 года. После похорон Ахматовой мы пошли на её дачу, там были поминки... И тут ко мне подошёл Тарковский. Со слезами на глазах, с тоской и болью он сказал: «Как же теперь жить будем, Миша?» Я только потом в полной мере понял, что он имел в виду: с уходом Ахматовой перевернулась страница в истории русской литературы, дальше всё будет мельчать. Окончился Серебряный век, началось безвременье... Арсений Александрович описал тот траурный день в одном из стихотворений. У меня сохранился автограф, строки вписаны его рукою в подаренный мне сборник «Земле – земное». Я хочу здесь привести эти стихи:

Домой, домой, домой
Под сосны в Комарове...
О, смертный ангел мой
С венками в изголовье,
В косынке кружевной,
С крылами наготове!

Как для деревьев снег,
Так для земли не бремя
Открытый твой ковчег,
Плывущий перед всеми
В твой двадцать первый век,
Из времени во время.

Последний луч несла
Зима над головою,
Как первый взмах крыла
Из-под карельской хвои,
И звёзды ночь зажгла
Над снежной синевою.

И мы тебе всю ночь
Бессмертье обещали,
Просили нам помочь
Покинуть дом печали,
Всю ночь, всю ночь, всю ночь.
И снова ночь в начале.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.