Ждал буранов, героизма, сражений с белыми медведями... Получилось иначе.
Атомный ледокол «Россия» вспарывал истаявшие июльские льды, а следом за ним шло научное судно «Академик Фёдоров». На борту «Академика» ждали своего часа два глубоководных спускаемых аппарата «Мир», титановый российский штандарт и дюжина журналистов, среди которых был и я. Миссия, которую вёл самый именитый российский полярник, была дерзкая: всадить титановый наш триколор в точку Северного полюса, заявить претензии на Арктику от наших границ и до самого полюса и раструбить от этом на весь мир.
Всё вышло как нельзя лучше: штандарт упокоился на океанском дне, полярник отрапортовал президенту, президент одобрительно хмыкнул, мир вздрогнул и засуетился, участники экспедиции возликовали. Можно было отметить и идти домой.
Но именитый полярник сказал: «Есть ещё одно дело! Тут неподалёку – два часа лёта на вертолёте – в торосы вмёрзло французское исследовательское судно «Тара». Бедные французы торчат среди льдов долгие месяцы, и мы должны их выручить. Отвезём им мешок картошки и фруктов!»
Меня прихватили с собой в качестве переводчика за моё знание французского языка. Жалеть не пришлось: у «Тары» оказалась своя легенда, мрачная и романтическая.
Когда-то эта сверхсовременная яхта принадлежала миллионеру, который построил её специально для своих кругосветных путешествий. Но у берегов Индонезии на «Тару» напали пираты и убили владельца вместе с семьёй. Судно с телами хозяев долго дрейфовало по океанам. Когда его обнаружили, прямых наследников не нашлось, и «Тара» досталась французской полярной экспедиции.
Вертолёт сел на торос, именитый полярник скомандовал выгружать картошку и фрукты. Неумолимая русская щедрость застала французов врасплох, но и впопыхах они всё же сумели накрыть поляну.
Их оказалось четверо: трое мужчин и одна женщина. Их лица были обветренными и обожжёнными ледяным солнцем, и на вмёрзшей во льды яхте, полной призраков, им было вполне уютно и бесконечной полярной ночью, и ослепительным полярным днём. Стало очевидно (хотя бы потому, что женщина там была всего одна, а мужчин трое), что французы были совершенно готовы к любым лишениям. Картошке и фруктам они вежливо удивились: французское государство и не думало бросать своих сынов и с запасами у них всё обстояло почище нашего.
Мы сидели за столом: трое французов, одна француженка, именитый полярник, лётчики и я. По стопкам была разлита водка, картошка перекочевала в трюм, в воздухе копилась напряжённость.
Всем было ясно, что мы тут не из гуманитарных соображений и не чтобы выпить. Однако двухчасовой полёт не мог быть проделан зря. Казалось, все тут что-то недоговаривают. И вот наконец после ритуальной первой полярник произнёс в седую бороду: «Ну что ж, приступим!»
И понеслась: откуда ни возьмись, на столе появились марки, конверты и, самое главное, почтовые штемпели! Стороны бодро принялись обмениваться марками и гасить их своими штемпелями. Через пару минут всё было кончено. Именитый полярник, видимо, заскучал и засобирался домой.
Разгадка? Выяснилось (это было новостью только для меня), что у каждой полярной станции есть собственный уникальный почтовый штамп, будто это не станция, а посёлок или город, и что у именитого полярника есть хобби – филателия. Но не обычная, а полярная: он собирает марки, гашённые штампами арктических экспедиций. Ради штампа «Тары», которой в коллекции недоставало, и была проделана вся эта вылазка.
